Федор Московцев - Карибский кризис

В дальнейшем мы периодически виделись с Ариной в городе — приветствовали друг друга, спрашивали как дела, обычный светский разговор двух знакомых.

В середине августа 2000 года я встретил их обеих, мать и дочь, на кладбище, куда приходил навещать могилу Кати Третьяковой (с которой встречался в 1996 г и которая погибла в августе 1997 г). Таню было не узнать, теперь это была высокая, стройная, гибкая, как молодое деревцо, девушка, она посмотрела на меня с явным любопытством, и я еще машинально подумал: «Надо же, мимо меня созрел такой персик».

В начале сентября Арина позвонила мне на работу в кардиоцентр и попросила организовать обследование дочери, жаловавшейся на «боли в сердце и сердечные перебои». (впоследствии выяснилось, что Таня придумала всё это, чтобы мать свела её со мной). Я договорился насчет обследования — ЭКГ, УЗИ, консультация и так далее, оказалось, она абсолютно здорова, хоть в космос посылай. Совершенно естественным образом наше общение продолжилось за пределами кардиоцентра, мы стали встречаться. Закончив обследование, она приезжала ко мне в офис после школы, но не сидела безучастно в ожидании, когда я освобожусь, а предлагала посильную помощь — что-то напечатать, отнести-принести, так постепенно она втянулась в работу и была зачислена в штат.

Арина была не в восторге, когда узнала результаты обследования, и пыталась остановить наши отношения. Она прямо потребовала от меня, чтобы я не морочил девчонке голову и прекратил свидания. Но уже было поздно. Любовь не остановить. Она прорвется сквозь стены, проторит путь в самых прочных преградах, сломает любые запреты. И даже её первое робкое дыхание уже непобедимо.

На одном, очень важном этапе наших отношений, стоит остановиться подробнее.

Шестого ноября, в мой день рождения, Таня преподнесла мне восхитительный подарок… Утром я вернулся из командировки, из Казани, привёз рентгенпленку и не заезжая домой, поехал в кардиоцентр, чтобы выгрузить её на складе. В дороге я попал в снежную бурю и был до предела вымотан. А мне еще микроавтобус разгружать.

Таня появилась неожиданно — без предварительной договоренности и без звонка. Сначала она проследовала в офис, но охранники сказали ей, что я на складе, и тогда она обошла вокруг здания и пришла ко мне. Мы долго целовались, а потом сели в машину и поехали. Я молча доехал до пустующей квартиры на Ярославской улице (родители купили эту жилплощадь, но не сдавали, и у меня были ключи), и мы некоторое время сидели напротив подъезда и слушали музыку. Спокойный, тихий, полупризрачный прохладный джаз рассыпался по салону, шуршащие щеточки по неровной поверхности барабана, казалось, разносили щепотки звуков слушателям, а вкрадчивый голос что-то нашептывал — каждому отдельное послание. Постепенно, исподволь, поверх шипящего звука барабанов прорисовывались ненавязчивые духовые, подкатывавшиеся, словно волны. Будто где-то за стеной невидимое создание тихо плачет, и соленая влага медленно заполняет все вокруг. Слабозаметный вокал незаметно исчез, остались одни тихие клавишные.

Нам обоим понравилась наша импровизация. Не сказали сегодня ни слова друг другу, и вот, приехали туда, где должно было произойти неизбежное. К дому номер 6 по улице Ярославской (к слову говоря, этот ведомственный дом построили югославы, строившие кардиоцентр, и половину жильцов составляли сотрудники кардиоцентра).

Наконец, я не выдержал:

— Послушай, не знаю почему, но я волнуюсь. Я не уверен, что мы поступаем правильно. Я спрашиваю себя: справедливо ли это?

— Всё хорошо, — торопливо перебила Таня.

Глядя вдаль, на реку, я продолжил:

— Мы с тобой сколько знакомы — два месяца уже, и у меня всегда было такое ощущение, будто я что-то у тебя отбираю, что-то святое. Ведь любят только раз в жизни, как наши родители. Это не так просто — взять и полюбить. В нашей ситуации особенно сложно именно тебе. Недаром сказано: первый, кто откроет лицо невесты, становится ей близким.

— Меня это не волнует — совсем, ни в голове, ни в сердце.

Мы посмотрели друг на друга с пониманием того, что это глубоко не так. И продолжили разговор. Я оттягивал развязку, наступление которой желал всё сильнее и сильнее, Таня меня убеждала, хотя уже чувствовала, что просто подыгрывает. Говорили приглушённо, и от этого каждое слово приобретало особое значение.

— …Андрей, мой любимый Андрей! Ты не берёшь часть меня. Я так хочу, это мой выбор. Я буду любить тебя тихо-тихо — так, что никто не заметит.