Нина Воронель - Ведьма и парашютист

- Он публично сжег все свои картины! - объявила Ульрике. - Вынес их на Курфюрстендамм, облил керосином и сжег!

Она остановилась, чтобы перевести дыхание и посмотреть, какое впечатление произвели на Ури ее слова. А он не удержался и ехидно уточнил:

- Что, такие они были бездарные?

- Наоборот! Они были гениальные!

- Зачем же ему понадобилось их сжигать?

- Чтобы бросить кисть в лицо этому бездушному обществу самодовольных и сытых!

- Общество обществом, а картины небось были бездарные, а то бы он их не сжег. Интересно, он с тех пор хоть что-нибудь путное написал?

- С тех пор он вообще бросил живопись и посвятил свою жизнь защите прав человека!

- Вот видите, я был прав!

- Как вам не стыдно!

- Предположим, мне стыдно. Но я бы хотел знать, на что он живет? Да еще ездит по всей стране, и в отелях останавливается, причем, небось, не в самых дешевых, правда?

Шоколадные щеки Ульрике покрылись странной лиловой сыпью, - так, наверно, выглядели на ее темной коже малиновые пятна гневного румянца:

- Вы! Вы! Вы! - в ярости выдохнула она, не находя других слов, но Ури уже понесло:

- И при этом еще платит своей хорошенькой секретарше такую приличную зарплату, что той хватает денег даже на атласные башмачки, достойные Синдереллы!

Горячая кровь бывшего американского солдата черной волной прилила к кудрявой голове его дочери и она бесстрашно бросилась на Ури. Громко рыдая, она принялась колотить его в грудь маленькими коричневыми кулачками.

- Как вы смеете? Как вы смеете так о нем говорить? Он столько сделал, столько сделал, - для бедных, для обиженных, для униженных! Столько сделал!

Ури испуганно огляделся, с ужасом представляя, как должны отреагировать на эту сцену его миролюбивые лесбиянки, но, к счастью, пока он пререкался с Ульрике, они успели завернуть за угол и скрыться за белой дверью кафе "Селина". Убедившись, что никто их не видит, Ури взял шоколадную воительницу за хрупкие локотки и приподнял в воздух, умиротворяюще бормоча:

- Не надо принимать мои слова так близко к сердцу, Ульрике! Я ведь просто вас дразнил. Клянусь, просто дразнил.

Все еще держа Ульрике за локти, он слегка качнул ее, как ребенка, и поставил обратно на землю. Эта небольшая встряска странным образом ее мгновенно успокоила и даже привела в хорошее настроение. Глаза ее засветились каким-то масляным блеском, она примирительно коснулась щеки Ури коричневой ладошкой и проворковала:

- Ладно, не будем ссориться из-за пустяков. Побежали в кафе, я проголодалась!

И вприпрыжку поскакала вниз по ступенькам навстречу призывному аромату кофе, струящемуся из-за двери кафе "Селина". Остальная компания уютно расположилась за большим овальным столом у окна, на котором уже стоял пирог и бойкая официантка расставляла сверкающие белизной кофейные чашки. Они были так увлечены каким-то спором, что не обратили внимания на вошедших с опозданием Ури и Ульрике, предоставив их самим себе.

Ури сел на свободный стул лицом к окну, а Ульрике рядом с ним спиной к залу

и, взяв с подноса белый кофейник, налила кофе себе и Ури. Потом придвинула поближе блюдо с залитым сбитыми сливками яблочным пирогом и начала деловито вращать его, выбирая себе кусок. Наконец, она нашла то, что искала, - Ури так и не понял, что именно, - положила выбранный ею кусок пирога на тарелку и, искоса поглядывая на Ури, стала украдкой облизывать острым, непривычно темным, цвета чернил, языком свои перепачканные сбитыми сливками пальцы. Она облизывала их долго и увлеченно, неотрывно глядя Ури в глаза странным, маслянисто поблескивающим взглядом, в котором читался некий невыразимый словами тайный звериный призыв. Насмотревшись всласть, она нащупала под столом ногу Ури, прижалась к ней атласным башмачком и спросила, легко переходя на "ты":

- Ты бывал во Франкфурте в подземном городе, где ночные клубы?

Он отодвинул ногу и сказал небрежно, надеясь перевести эту опасную игру в милую шутку:

- Во Франкфурте я бывал только в зоопарке.

Она так сосредоточилась на своей попытке опять найти под столом его ногу, что сперва даже не поняла его ответ:

- В каком зоопарке?

- Разве ты не знаешь, - сказал он, тоже переходя на "ты" - что во Франкфурте находится самый большой в мире в зоопарк?

Ногами он при этом плотно обхватил ножки стула, из-за чего она никак не могла удобно, не привлекая внимания окружающих, прижаться к нему под столом. Тогда она удовлетворилась тем, что уперлась гладкой подошвой