Хосе Альдекоа - Современная испанская новелла

— Вот все, что у меня осталось! — сказал он, протягивая ей деньги.

В комнате стало совсем светло, наступал день; дождь, смочивший за ночь крыши и землю, прошел.

— С тебя за семь дней, Хуан. Ты слышал?

Наступила гнетущая тишина. Они по — прежнему стояли друг против друга, и он протягивал ей свои жалкие гроши. Вдруг хозяйка сказала:

— Вчера я слыхала, что в соседнем городке можно наняться. Там строят туннель и дают работу всем, кто приезжает.

Он опустился на койку и закрыл лицо руками.

— Там строят туннель, и нужны рабочие. Для каждого найдется дело. Я узнала об этом вчера.

Ему было так хорошо спать на этой кровати. Пока он засыпал, из открытых окон до него доносились голоса людей, сидящих за ужином. Иногда он слышал пение, перебранку пьяных.

— Я уплачу вам за все. Мне у вас было очень хорошо. Обещаю расплатиться, как только получу жалованье.

Он мог бы добавить: «Я и работаю только затем, чтобы платить».

Но промолчал. Ему было стыдно. А словами тут не поможешь. Уж лучше молчать. Чтобы отвечать, настоящий мужчина должен работать. Своей работой он и отвечает. Хозяйка продолжала стоять, он сидел на постели.

Значит, поблизости роют туннель. Билет на поезд стоит шестнадцать песет. Там нужны рабочие руки. Всякому, кто умеет держать лопату или кирку, найдется дело.

Посреди необъятной равнины деревня кажется крохотным пятнышком. Чтобы добраться до нее, нужно долго ехать по шоссе, через выжженную степь. К селению ведет дорога, напоминающая скрюченную, высохшую на солнце колючку. Камни, глина, два — три десятка приземистых домишек. У некоторых — скотные дворы, по вечерам их окутывают теплые испарения от овец.

Руфо приготовился к празднику. На нем сапоги, полосатая рубаха и вельветовая куртка. Как и у всех мужчин деревни, в его глазах застыло выражение обреченности.

У них у всех здесь худые тела, почти черная от загара кожа, искривленные фигуры, похожие на засохшие тополя. Они или возятся в поле, согнувшись над землей, или сидят дома.

Любопытные старухи часто украдкой посматривают через окна на улицу. Но там никогда ничего не происходит.

Люди редко говорят друг с другом. Уже издалека видны их фигуры в поле. Они словно вросли в землю, орошая ее своим потом.

Бывают урожайные годы, бывают неурожайные. Дождливые дни сменяются засушливыми. По ним здесь и ведут счет времени.

Насвистывая, Руфо одевался. Потянуло предрассветной сыростью. Парень посмотрел в окно. Тем временем женщины в доме тоже проснулись. Укутавшись потеплее, они как призраки двигались по комнате, хлопотали у очага. Снаружи разорвалась первая хлопушка, и сердце Руфо бешено заколотилось. Его так и потянуло туда, на улицу. Руфо любил Этот праздник.

Некоторые уезжают отсюда в другие места, в город и больше не возвращаются.

Женщины, едва состарятся, начинают каждый вечер ходить в церковь, такую же приземистую и обмазанную глиной, как и остальные домишки в деревне. Готовятся к смерти.

А Руфо чувствовал, как кровь в нем играет, точно соки в молодом побеге. Он молод. Он может возделывать землю, может построить дом, умеет держать в руках нож. Руфо твердо решил остаться здесь, на родной земле.

Октавия тоже приготовилась к празднику. Только раз в году и можно потанцевать. Чаще не велит священник. Девушка встала с постели, провела руками но ногам, бедрам, по упругим, налитым, как два спелых плода, грудям. От звука первой хлопушки ее сердце тоже бешено заколотилось. Октавия вспомнила Руфо и вся вздрогнула, словно от удара хлыстом. Праздник. Всего раз в году.

За несколько месяцев до родов женщина перестает выходить в поле. Она ждет. Наконец в деревенской тишине раздается ее крик. Все поднимают глаза к небу и думают: «Ну вот, слава богу, еще один человек появился на свет».

Разорвалось еще несколько хлопушек. Праздник вступает в свои права. Все в деревне проснулись. По улицам с криками пробегают несколько весельчаков. У одного из них в руках пучок соломы с порохом, который они потом будут поджигать.

Старики и больные, которые еще могут двигаться, гоняют с поля грачей. Птицы прилетают из тополиной рощи, где вьют гнезда. Почти касаясь земли, они проносятся над зеленеющими всходами и, кажется, сейчас сольются с собственной тенью. Раздаются неистовые удары по пустым банкам и бу тылкам, и грачи, почти не двигая крыльями, улетают. Они пронзительно кричат, словно жалуясь на свою участь.