Павел Верещагин - Год крысы

Внутри было натоплено и душно. Гудел огонь в маленькой буржуйке, труба от которой уходила в забитую жестью форточку. На электрической плитке стояла огромная кастрюля, в которой потихоньку булькал густой бульон. Из-под крышки торчал острый край сероватой берцовой кости.

За колченогим столиком сидели два дюжих бульдозериста. На столе стояла тарелка с мясом, бутылка и два стакана.

— Здорово мужики! — свойским голосом начал репортер. — Кто из вас будет Митрофанов?

Бульдозеристы озадаченно уставились в его лицо. «Какие неприятные взгляды…Что это они так смотрят?» — мысленно передернул плечами журналист.

— Вы Митрофанов? — спросил он первого.

— Нет. Я Коробко.

— Значит, вы?

— А я — Шарый!

— А где же Митрофанов?

Рабочие посмотрели друг на друга. Коробко развел руками: кто его знает! Оба уткнулись глазами в тарелку и принялись жевать.

«Да… Таких будет трудно разговорить. Но ничего! Главное, не сбиться с дружеского тона», — напомнил себе репортер.

— Мы с Митрофановым договорились о встрече. Две недели назад. А он на встречу не пришел и вообще исчез! В конторе о нем ничего не знают… И дома он уж две недели не показывался…

— А-а…

Журналист подождал немного, но продолжения не дождался.

— Не знаете, где он может быть?

— Не-а, — сказал Коробко. — Может, у бабы какой завис…

— А может в вытрезвитель загремел… — добавил Шарый.

— В вытрезвитель? На две недели? — в сомнении переспросил репортер.

Шарый пожал плечами. А может и не в вытрезвитель. Он за Митрофанова не в ответе.

«Странные какие-то, — сообразил репортер. — Вроде как тормознутые… Обкуренные, что ли?»

Он опять подождал некоторое время, не заговорят ли хозяева, но опять был вынужден начать сам:

— Митрофанов хотел передать мне какую-то важную информацию…

— Да? — равнодушно спросил Коробко.

— По поводу птиц…

— Каких птиц?

— Ворон…

— Каких еще ворон?

— Ну, ваших ворон! Тех, что живут на свалке!

«Может, им денег предложить? Митрофанов намекал что-то на деньги…»

— Вы не знаете, что он имел в виду?

— А что тут иметь в виду! Вороны у нас в последнее время большими стали, — заметил Шарый.

— Как это большими?

Репортер незаметно включил портативный диктофон, спрятанный в кармане.

— Большими! — Шарый как можно шире раскинул руки в стороны, оценил глазом получившееся расстояние и кивнул: никак не меньше!

— Да вы что! — оживился журналист. — Это что же, у вас поросята по небу летают?

Бульдозеристы скромно потупились. Поросята не поросята, но…

— А может быть, это не вороны? — спросил дотошный репортер.

— Как не вороны? Вороны! Просто раньше они нормальные были, а потом подросли…

— Так-так! Можно? — журналист достал репортерский блокнот и присел к столу между бульдозеристами. — Вы сами их видели?

— Кого?

— Гигантских ворон.

— Конечно! А что тут видеть? Когда дождя нет, они по свалке запросто гуляют, — обиженно сказал Коробко.

А Шарый добавил:

— Второго дня мы выставили кастрюлю со студнем на лесенку, чтоб остудилась — так они тут как тут!

— Что, съели?

— Нет. Унесли!

— Как унесли?

— А так! Подлетели две суки, хвать с двух сторон за ручки — и привет!

Журналист посмотрел на одного, потом на другого — не врут ли. Похоже, не врали. «Отличный материал! — подумал репортер. — Просто великолепный!»

— А что это у вас, мужики, варится? — журналист покосился на булькающую кастрюлю, втянул носом жирный воздух и поморщился. — Суп?

— Ага. Студень!

— И запах какой-то странный.

— Почему странный? — обиделся Шарый. — Нормальный запах!

— Баранина, что ли?

— Ага! Баранина! — дружно согласились бульдозеристы.

Репортер невнимательно кивнул, склонился к блокноту и продолжил что-то торопливо писать.

— А когда, по вашему мнению, это началось?

— Что?

— Ну, появились эти гигантские вороны?

— А кто его знает… Весной… Или осенью… — проговорил Коробко.

— Нет, они летом появились, — наморщив лоб, припомнил Шарый. — После того, как военные приезжали и травили газом расплодившихся крыс… На следующий день вороны со свалки, вроде как, пропали. А потом снова появились, но уже подросшие…

Журналист незаметно потрогал лежащий в кармане диктофон, пытаясь проверить, не остановился ли он, не дай Бог.

— Значит, после военных! Отлично! Это уже политикой попахивает!

Бульдозеристы не возражали. Политикой так политикой. Им все равно.