Денис Гуцко - Бета-самец

Весь вечер Зинаида приветливо улыбалась столовым приборам и шепотом смеялась шуткам отца. Григорий Дмитриевич сказал ей несколько фраз: поинтересовался здоровьем, похвалил прическу и попросил передать горчицу к холодцу.

«И как ему удалось натаскать эту каменную дуру на роль? — в который раз горячился Саша. — Чем, чем в ней можно было увлечься? Ну чем?»

Дабы избежать натянутых пауз: сын молчал, сославшись на то, что до сих пор не очухается от армии, бывшая жена хоть и старалась развить безобидные общие темы, быстро выдыхалась, — Григорий Дмитриевич принялся вспоминать забавные истории, приключившиеся с ним в бизнес-поездках. Анекдотов о новых русских он знал великое множество и рассказывал их с лукавым огоньком в глазах — мол, я ведь и сам без малого новый русский, кто бы мог подумать!

Отцу было радостно и удивительно от того, что можно, оказывается, так, можно, — что он так смог: начать жизнь заново, совсем другую жизнь, о которой еще вчера ничего не знал, — и вот те раз, справляется со стихиями торгового бизнеса не хуже, чем справлялся со стихиями любительского театра, да будет светла его память… Я и не такое могу, смеялись его глаза. Он, кажется, праздновал свой собственный праздник — праздник зрелого удачливого мужчины, получившего от жизни свое.

«Но если честно, — напоминал себе Саша, давясь проклятым артишоком. — Вся его новая жизнь приключилась только потому, что он женился на Валюше. На Валечке-Валюше, ядреной бизнес-вумен. Взял в руки одно налаженное дело, раскрутил другое. Чего б не смочь. И я смог бы».

К тому времени Григорий Дмитриевич закончил с турецкими шмотками и коврами и занимался поставками сахара.

Сахарный дефицит, разразившийся в девяносто первом, держался в Любореченске долго. Григорий Дмитриевич хоть и вошел в бизнес поздновато, все же успел отхватить себе место под солнцем. Сыграл ва-банк — уговорил Валюшу выдать ему всё, что было в наличности, и не прогадал. «КамАЗ» сахара уходил с восьмидесятипроцентной накруткой, обороты можно было удвоить за несколько ходок.

Кроме Саши, своего артишока никто не доел. Так и пролежали, надкушенные, в тарелках.

Часов около двух Григорий Дмитриевич напомнил, что прямо из-за стола уезжает в деловую поездку, на Урал. Вскоре под домом раздался тирлинькающий автомобильный сигнал, и отец выскочил на улицу как был, в сорочке с закатанными по локоть рукавами. Саша вышел следом, якобы в туалет.

— Митрич, — услышал он в приоткрытое для вентиляции окно. — Валентина Олеговна сёдни моей звонила, пытала страшной пыткой: правда мы уехали или нет. Моя-то отпиралась, как партизан.

— Не проговорилась, нет?

— Не. Это точно. Я рядом сидел. Только, Митрич, если твоя, пока нас нету, опять приступится, моя же и сболтнуть может. Бабье дело такое, знаешь, языкастое.

— Вот что, Стасик, из гостиницы позвонишь ей, скажешь, что с меня магарыч, если будет язык за зубами держать. Для Вали мы с тобой уехали вчера, и точка.

После того Нового года Саша видел отца еще несколько раз. Веселый огонек вспыхивал, но не так ярко.

— Надо бы как-нибудь посидеть, а, сынок? — говорил отец торопливо и непременно добавлял: — Не сейчас. Дел по горло.

Сахар он гонял уже несколькими машинами, изредка — для контроля за водителями и поддержания деловых связей на местах — отправляясь на закупку лично. Начал строить дом, денег в кассе иногда не хватало, и Григорий Дмитриевич занимал под пятнадцать процентов в месяц у приятелей, тех самых, которые знавали его режиссером «Кирпичика» и лором Первой городской. Само собой, отдавал строго в срок. Что превратило его в кормильца многих бывших «кирпичников», располагавших свободной тысячей баксов и не умевших найти ей лучшего применения.

Весной того же года Григорий Дмитриевич решил купить джип. Попредставительней. Мог себе позволить. Присмотрел на авторынке свеженький «Хаммер» из Германии, с дополнительными опциями, без пробега по России. Заплатил продавцу полную сумму и забрал машину, но с условием, что покатается, присмотрится, — а через неделю, если машина ему не понравится, он ее вернет. Продавец, видимо, такое условие всерьез не воспринял — как и самого Григория Дмитриевича: все-таки внешне врач и театрал изменился несильно. А Григорий Дмитриевич покатался неделю и — надо же — пригнал «Хаммер» обратно. «Нет, — говорит. — Все-таки не мое. Не подходит. Забирай, как договаривались, назад, отдавай деньги». Продавец крутанул пальцем у виска, разнервничался и возвращать деньги отказался. Не кидаться же на него в драку. И Григорий Дмитриевич отправился к Данилу Валерьяновичу Палому, вору в законе, который присматривал за северо-западными районами Любореченска. Попросил рассудить его с нетвердым на слово продавцом.