Денис Гуцко - Бета-самец

Простились нескладно на виду у сопровождающего лица, которое маячало неподалеку, докуривая стотысячную сигарету. Толком ничего не договорили, потеребили друг друга за плечи — и Топилин отвез прапорщика на проспект Рихарда Зорге, выслушав по дороге подробный доклад о жирной гадине, которая даже в Новый год не может, чтоб не подосрать.

В поселок вернулся часам к десяти.

Оставалось пережить Новый год. Топилин устроился поперек кровати, раскупорил бутылку «Наполеона» и запустил на ноутбуке купленный заблаговременно, на «хакерском» развале, сериал « Homeland ». Кино было, по всему видать, хорошее, но на первой же постельной сцене Топилин выпал из сюжета и спустя какое-то время поймал себя на том, что ни аза не понимает в тамошнем хомланде: кто враг, кто наш сукин сын — и кому вручат «Пурпурное сердце».

Выключил, взялся за проверенный теннисный мяч. Но мяч первым же броском отправился в форточку в направлении Большой Медведицы, Топилин оделся и вышел покурить.

Отойдя подальше от калитки, он обернулся и оглядел предлагаемую систему координат.

Раскинувшийся перед ним поселок, в честь праздника не отключенный на ночь от электричества, парадно сверкал окнами. Уже рвалось откуда-то заполошное «ура». Топилин посмотрел в направлении конюшни, где незнакомый ему боец в/ч 31278 поминал и в хвост и в гриву сивого прапора, которому приспичило в Новый год отправить конюха на дембель. Дизель рычал, но в Коляшином домике было темно.

Целина между поселком и вертолетным полем жиденько выбелена вчерашним снегом.

Фонари воинской части рассыпали мерцающие крестики по чернильному краю.

Чуть дальше военный городок отстреливался от темноты ракетницами и фейерверками.

— А… ну и звездное небо над головой. Вон как повылезло.

Докурил, пустил струю на изрытую конскими следами тропу. И двинулся обратно. Здесь — явно не лучший вариант. Предстояло отыскать-таки точку, в которой можно отсидеться.

В городок въехал запросто, той дорогой, о которой рассказывал Коляша. Между котельной и техпарком забора действительно не оказалось. Выключив на всякий случай фары — не хватало объяснений с новогодними военными, что он тут делает и кто он такой, — проехал краем огромной подмерзшей лужи, обогнул котельную и через минуту остановился в переулке, выходящем на площадь перед офицерским клубом. Встал на темной стороне, выключил двигатель.

Прокатилось над крышами «ура». Фейерверки цветасто разодрали небо. Сгорели пущенные им вдогонку огненные головастики.

Пришло сообщение от Коляши: «С наступившим!» «С наступившим, дружище, — набрал в ответ Топилин. — Как-нибудь нагряну. Бо ёк порядку».

Топилин закурил, приспустив окно.

С балкона, скрытого от него деревьями, отстрелялся последний припозднившийся фейерверк. Патрульные чокались шампанским на ступеньках клуба.

За углом, в ярком свете фонарей, перед ним распахивалась небольшая площадь. Пятиэтажки и офицерский клуб. Из подъезда, чуть не налетев на топилинский «Тигуан», выскочил военный. Без знаков различия, в одной тельняшке. С пятикилограммовым мешочком сахара в руке.

— О-о-о, сейчас чайку попьем! — приветствовали его с балкона, скрытого от Топилина деревьями.

Девяносто шестой встречали вместе: бывшая семья плюс Зинаида.

Саша не ожидал, что такое возможно. Отец уже укоренился в новой семье, родители общались редко и трудно. К тому же Зина… Но отец мамино предложение о совместном Новом годе принял почти без колебаний — перезвонил в тот же день и сказал, что согласен, продукты привезет заранее, с них только елка.

Так и было. Он затащил в дом груды одинаковых пакетов, из которых на застиранную скатерть высыпались закрома одного из гастрономов на Садовой. Мама вежливо интересовалась:

— Артишоки? Это вкусно? На что похоже?

Отец бойко отвечал про артишоки, объяснял про настоящее и ненастоящее шампанское, про фуа-гра.

— Вот, в треугольных банках. Это что-то!

Саша не слушал, но жадно наблюдал за посвежевшим, снова таким уверенным в себе и по-новому красивым отцом — Новый год пройдет быстро, где потом искать такого Григория Дмитриевича?

А праздника, как и следовало ожидать, не вышло. Все-таки папа и мама больше не были папой и мамой. Ничто не было прежним, и Саша не понимал — зачем притворяться. Из собравшейся за столом четверки лишь побитый жизнью Зиноид, вернувшийся в привычное состояние тихой зажатости, выглядел естественно, вполне справляясь с поставленной задачей: не драматизировать, держаться непринужденно, что было, то было, всё в прошлом и возврату не подлежит.