Паненка Попельская, которая когда-то очень, очень давно бегала со своими большими собаками по лугам, грустно вздохнула.
— А если бы не вы, мы не выжили бы на зарплату Павла. Этот пансионат — мой вклад в содержание семьи.
— Нельзя так думать, Мися. Женщина ведь работает по дому, рожает детей, занимается хозяйством, сама прекрасно знаешь…
— Но не зарабатывает, не приносит денег.
К столу слетались осы и слизывали нежную шоколадную глазурь с пряника. Миси они не мешали, но Паненка Попельская боялась ос.
— Когда я была маленькая, оса укусила меня в веко. Я была тогда с отцом одна, мама поехала в Краков… это был год тридцать пятый, тридцать шестой. Отца охватила паника, он бегал по дому и вопил, а потом повез меня куда-то на машине. Я едва это помню. К каким-то евреям в город…
Паненка Попельская оперлась подбородком о ладонь, а ее взгляд затерялся где-то среди листьев яблонь и лип.
— Помещик Попельский… это был незаурядный человек, — сказала Мися.
Карие глаза Паненки Попельской подернулись влажной пеленой и стали похожи на капли падевого меда. Мися догадалась, что ее индивидуальный, внутренний поток времени — такой, который носит в себе каждый человек, — повернул назад и в просвете между листьями деревьев теперь проецирует для нее картины из прошлого.
Попельские, выехав в Краков, терпели нужду. Жили на продаваемое скрепя сердце серебро. Многочисленная семья Попельских, разбросанная по всему миру, понемножку помогала родственникам, доставляя им, насколько это было возможно, доллары и золото. Помещик Попельский был обвинен в сотрудничестве с оккупантами, так как торговал с Германией деревом. Несколько месяцев он просидел в тюрьме, но в конце концов его освободили, ввиду психического расстройства, которое подкупленный психиатр немного — правда, совсем немного — преувеличил.
Помещик Попельский целыми днями тогда ходил от стены к стене в тесном жилище на Сальваторе и упрямо пытался на единственном столе разложить свою Игру. Однако жена смотрела на него таким взглядом, что он складывал все обратно в ящик и снова отправлялся в свое нескончаемое путешествие.
Время текло. В своих молитвах Помещица всегда оставляла немного места, чтобы поблагодарить его за то, что оно течет, что оно движется, тем самым внося перемены в жизни людей. Семья, вся большая семья Попельских постепенно опять собирала силы и открывала в Кракове свои маленькие фирмы. Помещик Попельский, в рамках неписаной семейной договоренности, был назначен присматривать за производством ботинок, а точнее — подошв к ботинкам. Он надзирал за работой маленького ателье, в котором выписанный с Запада пресс выбрасывал из себя пластиковые подметки для сандалий. Поначалу он делал это очень неохотно, но потом все предприятие затянуло его и — как это уже бывало с Помещиком — поглотило полностью. Его приводило в восторг, что бесформенной, неопределенной субстанции можно придавать различную форму. Он так загорелся, что даже начал экспериментировать. Ему удалось создать совершенно прозрачную массу, которой он потом придавал разные цвета и оттенки. Так случилось, что он хорошо почувствовал дух времени в области дамской обуви — его пластиковые казаки с блестящими голенищами расхватывались на лету.
— Отец даже устроил себе маленькую лабораторию. Таков уж он был: если он что-то делал, то делал со всей душой и придавал своему занятию какое-то абсолютное значение. В этом смысле он был несносен. Он вел себя так, будто эти его подошвы и казаки должны были спасти человечество. Играл со всеми этими пробирками и дистилляциями, что-то варил, подогревал… И в конце концов доигрался со своими химическими экспериментами до болезни кожи. Наверное, это от ожогов или излучения. Во всяком случае, выглядел он ужасно. Кожа слезала с него целыми клочьями. Врачи сказали, что это разновидность рака кожи. Мы отвезли его к родственникам во Францию, к лучшим врачам, но от рака кожи нет лекарства, ни тут ни там. По крайней мере, тогда не было. Самое удивительное — то, как он трактовал свою, как мы уже тогда знали, смертельную болезнь. «Я линяю», — говорил он и выглядел очень довольным собой, прямо-таки гордым.
— Это был странный человек, — сказала Мися.
— Но он не был сумасшедшим, — быстро добавила Паненка Попельская. — В нем просто обитал беспокойный дух. Я думаю, он пережил шок из-за этой войны и вынужденного ухода из дворца. Мир после войны так сильно изменился. Он не мог найти себя в нем и поэтому умер. До последней минуты он был в полном сознании и спокойствии. Я не понимала этого, я думала, что у него от боли в голове все помутилось. Знаешь, он страшно мучился, рак в конце концов захватил все тело, а он, как ребенок, все повторял, что линяет.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу