Джоди Пиколт - Особые отношения

— Она посещает церковь Клайва Линкольна? — спрашивает Анжела.

— Да, — отвечает Ванесса.

— Понятно. Это объясняет, откуда пастор Клайв черпает сведения.

— Обвинение уже выдвинуто публично? — интересуется Ванесса.

— Нет, — отвечает Анжела. — А теперь сюрприз! Уэйд обещает уговорить семью не поднимать шум. По-видимому, кто-то из родных Люси пришел к пастору Клайву за советом. Возможно, привел с собой Люси.

«Это не парень», — сказала Люси.

Это девушка.

Неужели это я? Неужели ее привязанность ко мне переросла не просто в дружбу?

Неужели она что-то сказала, спела или написала, что могло быть неверно истолковано ее родителями?

Или Люси не делала ничего, только наконец призналась, а родители все перекрутили, потому что им так легче все себе объяснить?

— Что у нее за мать? — спрашивает Анжела.

Ванесса поднимает глаза.

— Мягкая, послушная. Делает то, что велит муж. Его я никогда не видела.

— У Люси есть еще братья или сестры?

— Три младшие сестры учатся в средних классах, — говорит Ванесса. — Мать, насколько я поняла, второй раз замужем. Биологический отец Люси умер, когда она была еще ребенком.

Я поворачиваюсь к ней.

— Ты мне веришь, веришь? Ты же знаешь, я никогда бы не сделала то, в чем меня обвиняют!

— Я тебе верю, — заверяет Анжела. — Возможно, даже судья тебе поверит. Но к тому времени тебя, Зои, уже вываляют в грязи в зале суда. Обвинение попадет в газеты. И даже если решение будет в твою пользу, в памяти окружающих останется тот факт, что тебя обвиняли в совращении малолетней.

Я встаю со стула.

— Мне нужно поговорить с Люси. Если бы я могла…

— Даже близко к ней не подходи! — кричит Анжела. — Представляешь, какую услугу ты окажешь Уэйду?

Я молча опускаюсь на стул.

— Тебе о многом нужно подумать, Зои, — говорит адвокат. — Потому что ты можешь получить эти эмбрионы, но ценой собственной карьеры.

Анжела просит один день, чтобы обдумать новую информацию, прежде чем слушания возобновятся. Мы с мамой и Ванессой снова пробираемся на стоянку через служебный лифт, но на этот раз у меня такое чувство, что мы не хотим перехитрить оппонентов, а просто прячемся.

— Пойдем прогуляемся, — предлагает мама, как только мы оказываемся на улице.

Мы стоим с тыльной стороны здания суда, возле погрузочной платформы. Я прошу Ванессу подождать меня в машине и иду за мамой к большому зеленому мусоровозу. Две женщины в летних платьях, напоминающие сосиски в оболочке, курят там.

— Дуэйн козел, — говорит одна из них. — Надеюсь, когда он вернется, ты скажешь ему, чтобы катился к черту.

— Прошу прощения, — обращается к ним мама. — Мы бы хотели поговорить наедине.

Женщины смотрят на нее как на сумасшедшую, но оставляют нас одних.

— Помнишь, как я узнала, что зарабатываю на четыре тысячи долларов меньше, чем Хадд Слоан, когда мы обе работали в туристической фирме?

— Смутно, — признаюсь я.

В то время мне было лет двенадцать. Помню, что мама сказала: «Забастовка есть забастовка, даже если бастуешь против профсоюза».

— А помнишь, что я сделала, когда вы в садике читали «Если бы я был директором цирка»? Я боролась против идеи, которую несло это произведение, против жестокого обращения с животными.

— Да.

— Тебе известно, что я первая готова выйти на улицу с плакатом в поддержку любого кандидата-женщины во время политической кампании? — добавляет она.

— Известно.

— Я говорю тебе об этом потому, что хочу напомнить, что я борец.

Я смотрю на нее.

— Ты считаешь, что я должна принять вызов Уэйда Престона?

Мама качает головой.

— На самом деле, Зои, я думаю, что тебе нужно отступить.

Я непонимающе смотрю на маму.

— Значит, ты предлагаешь мне позволить семье девочки-подростка распространять обо мне слухи? И ничего не делать?

— Нет, я думаю только о тебе, о твоем благе. У людей в маленьких городах, в деревнях — а Род-Айленд похож на деревню, — долгая память. Хотя и дубовая. Я помню, в твоем выпускном классе училась девочка, мама которой каким-то образом убедила себя, что твой отец умер от сердечного приступа в постели с любовницей.

— А у папы была любовница? — изумилась я.

— Нет. В том-то и дело. Но эта женщина была абсолютно в этом уверена, потому что именно так все запомнила. И даже если ты была совершенно права, обнимая эту Люси, когда она плакала, даже если ты единственная, кто проявил понимание к тому, кто она есть на самом деле, не это запомнят окружающие. Пройдут годы, а ты останешься человеком, которого обвиняли в том, что он слишком близко подошел к одной из своих учениц. — Мама обнимает меня. — Отдай эмбрионы Максу. И живи дальше. У тебя останется прекрасная жена, которая сможет родить ребенка. У тебя останется твоя музыка.