Костас Кодзяс - Забой номер семь

«Ты ничего не знаешь о маме? Сегодня утром, Катерина, ее расстреляли».

И тетка ласково обняла ее, чтобы дать ей выплакаться у себя па груди.

В эти тяжелые дни зеленщик помогал ей, чем мог. Вскоре выпустили ее отца, и началась жизнь в бараке. Катерина чувствовала, что с каждым днем все больше задыхается. Зеленщик поговаривал о том, что на пасху они сыграют свадьбу, он заказал себе черный костюм, а ей подарил серьги своей покойной матери. Тем временем Катерина каждую неделю меняла поклонников. Ее словно охватила непонятная страсть изменять ему. Дело дошло до того, что друзья насели на зеленщика, чтобы он порвал с «проституткой». Он явился к ней бледный и потребовал назад сережки. Она была уверена, что стоит ей хоть чуточку приласкать его, и он все простит. Но она предпочла наговорить ему кучу оскорбительных слов и в тот же вечер, хохоча до слез, рассказывала об этой сцене своим друзьям из «Мазик-сити».

«Ну, пора кончать. Оденусь и побегу к дядюшке Димитрису сказать, чтобы он искал другую женщину. Вещи уложены, хотя позавчера акушерка предупредила, что не нужно брать с собой даже трусиков. Как только появятся деньги, куплю себе шубку. Обязательно! Оденусь и побегу сказать ему. Пора кончать».

Последний волосок она выдернула неудачно: ей стало больно. У нее вырвался вздох. Но она не желала оставить на Ногах ни волоска.

– Ox! – вздохнула она опять. – Одеваюсь и бегу.

Во дворе ветер продолжал раскачивать развешенное белье. Теперь, когда солнце спряталось за облака, воздух стал удивительно прозрачным. Из штолен группами выходили шахтеры. Кончилась первая смена.

Катерина сняла с веревки белье и вернулась в дом. Она надела вишневое платье с нижней юбкой, зачесала наверх волосы; как настоящая дама, прихватила сумочку.

Стелиос похрапывал. Перед тем как уйти, Катерина принялась расталкивать его.

– Просыпайся. Вставай. Дождешься, что тебя выгонят…

Он зевнул и приоткрыл глаза, но Катерина выбежала, прежде чем он успел ей что-нибудь ответить.

Катерина быстро шла по улочкам поселка. Мужчины отпускали ей вслед грубые шутки. Стоявшие у ворот женщины прервали беседу и оглядели ее с ног до головы. Катерина поежилась. Сопровождаемая их пристальными взглядами, она придала еще большую развязность своей походке.

– Скажу дядюшке Димитрису и потом побегу к акушерке, – прошептала она.

Катерина скрылась в воротах своего прежнего дома. В комнате, где прошло ее детство, теперь жила уже немолодая портниха со своим любовником. Они постоянно ссорились. Стефанос с женой и матерью занимал раньше всю переднюю часть дома. Она вошла на кухню и через открытую дверь бросила взгляд в комнату. Ей не видно было лица Стефаноса, откинувшего голову высоко на подушку.

«Он, наверно, спит», – подумала она.

На цыпочках Катерина сделала несколько шагов по комнате и остановилась. Посмотрела, как от дыхания спящего на нем ритмично подымается и опускается одеяло. Затем вернулась на кухню и в ожидании дядюшки Димитриса села на скамеечку.

Скрестив на груди руки, Катерина старалась не шевелиться. Как только она меняла позу, скамеечка скрипела. Дядюшка Димитрис на этот раз запаздывал. И она так долго сидела не шелохнувшись, что потеряла в конце концов терпение. Она наклонилась и стала двумя пальцами раскачивать отставшую плитку пола.

Когда ей удалось наконец приподнять плитку, она обнаружила тайник. В глубокую, но узкую щель с трудом проходила рука. Полная любопытства, она принялась выгребать вещицы, припрятанные там, как видно, старухой.

Сверху лежали старые семейные фотографии: мужчина с закрученными усами, в рубашке с высоким крахмальным воротничком; молодая женщина, одетая по моде того времени, облокотившаяся на спинку кушетки в ателье фотографа; маленький Стефанос и два его брата в гимназических фуражках. Потом она извлекла расческу, запонки и обернутую в папиросную бумагу медаль старшего сына старухи, погибшего в Албании. Затем она вытащила вставную челюсть – конечно, ее покойного мужа. Ниже был спрятан кожаный мешочек со стеклянным глазом. Ей стало не по себе, как только она дотронулась до него. Катерина вспомнила – ей говорила об этом ее мать, – что у одного из братьев Стефаноса, расстрелянного немцами, не было одного глаза.

Она нашла обмылок, шнурки для ботинок, разбитые темные очки, полтюбика бриллиантина, перочинный нож… Жалкие реликвии бедной семьи! Теперь, когда старуха покоится в могиле, все эти вещи никому ни о чем не говорят. Но для того чтобы и самой не расставаться со своими близкими, она положила свои девичьи сережки на вставную челюсть мужа.