Костас Кодзяс - Забой номер семь

– Стелиос, что ты прячешь там наверху?

– Ничего, ничего, – ответил смущенно Стелиос и прикрыл горлышко бутылки лацканом пиджака.

Лукас подмигнул ему.

– Не бойся, не выдам тебя дочке. Давай зайдем. Поднесешь мне стаканчик.

Стелиос придурковато улыбнулся.

– Ладно, пожалуй, угощу тебя, Лукас. Только что тут был секретарь Фармакиса.

– Он ушел? – удивился десятник. – Ничего тебе не сказал?

– Да. Что-то просил передать тебе, но я не понял.

Лукас бросил взгляд на женское белье, колыхавшееся на ветру. Он подтолкнул Стелиоса, чтобы тот шел вперед, а сам приостановился. Своими толстыми пальцами он исступленно сжал комбинацию, тут же отпустил ее, и веревка начала качаться. Потом, толкнув ногой дверь, вошел в барак.

Стелиос поставил на стол два стакана и, наполнив их, залпом осушил свой. Лукас тем временем устроился поудобнее на сломанном стуле. Ноги он водрузил на табуретку.

– Пойдешь со мной в жандармерию, чтобы дать показания, – строго сказал он.

– Какие показания?

– О вчерашнем несчастном случае.

– Что за несчастный случай? Понятия не имею. – Стелиос снова наполнил стакан и жадно выпил.

– По дороге поговорим об этом. Выпей еще стаканчик, и пойдем.

Лукас маленькими глотками потягивал узо, не сводя глаз с фотографии Катерины.

– Хороша у тебя дочка.

– Раз меня там не было, я не могу давать показания. – Схватив бутылку, он стал жадно пить из горлышка.

– Ладно, ладно. Хватит, не пей больше… Я там был, а это одно и то же. По дороге поговорим… Если в чем-нибудь нуждаешься… Надевай шляпу. Эй, остановись, хватит. – Достав из кармана несколько ассигнаций, он показал их сторожу.

– Ты сказал, Лукас, надевать шляпу? А куда мы пойдем? Я должен сбегать к подрядчику и отдать ему смету. Куда я девал листок? – Ему стало жарко, и он расстегнул рубашку. – Вот посмотри, я записал все цены.

– Пойдем, проветришься. Правильно делает твоя дочка, что не дает тебе прикладываться к бутылке. Что ты распахнул грудь? От двух стаканчиков ты уже не в себе. Так все алкоголики. После первого глотка их в дрожь бросает. После второго – с катушек долой. Потом их забирают в сумасшедший дом, и там они помирают. А ты, бедняга, раньше времени отправишься на тот свет.

– Раньше времени, ты сказал? – Эти слова произвели на Стелиоса большое впечатление, и он несколько раз повторил их заплетающимся языком. Потом снова взял бутылку, которую десятник вырвал у него из рук.

Лукас встал, нахлобучил на Стелиоса смятую шляпу и потянул его за рукав.

– Раньше времени я…

– Пойдем, черт возьми, ну, чего заладил?

– Раньше… Посмотри на меня, Лукас. Сядь, зачем ты вскочил? Не тяни меня. Посмотри. Все бедняки раньше времени протягивают ноги! Кошмары… они являются мне… а потом исчезают… Не тяни меня. Посмотри. Знаешь, Лукас, кто не умирает в свой час, тот проклят. Пожалей, не тяни меня. Тот проклят! – повторил он, сильно качнулся и ударился лбом об стол. Согнувшись, он положил голову на руки и тут же захрапел.

Лукас проклинал его на чем свет стоит. Хотя свидетель требовался срочно, нельзя было в таком виде тащить его на допрос.

– Черт тебя побери, пьянчуга! – пробормотал он.

Выйдя из барака, Лукас увидел приближающуюся Катерину. Прислонившись к дверному косяку, он ждал, пока она подойдет.

– Здравствуй, куколка, – приветствовал он ее, с игривой улыбкой преградив ей путь.

– Брось свои штучки, мне не до тебя.

– Обожди минутку.

Он схватил ее за руку.

– Что тебе, наконец, от меня надо? – закричала девушка.

От овладевшего им желания лицо Лукаса покрыла мертвенная бледность, глаза налились кровью. Он не ответил ни слова, но изо всей силы сжал ей руку.

– Ай! Мне больно! – вырвалось у Катерины.

– Куколка моя!

– На что ты мне сдался! Я ведь говорила тебе – ты мне не нравишься. Не ходи за мной по пятам.

Лукас не придал никакого значения ее словам и неожиданно обнял ее.

– Ну что ты ломаешься?

– Отпусти меня, а то закричу.

Своими пухлыми чувственными губами он впился ей в – рот.

– Ты меня всю обслюнил, негодяй, – сказала Катерина с отвращением и вытерла подбородок.

Униженный мужчина обезумел от ярости. Не помня себя, он замахнулся, чтобы дать ей пощечину, но сдержался. Глаза его сверкали, по разгоряченному лицу блуждала глупая ухмылка. Оп жадно уставился па ее крепкие груди, обрисовавшиеся, когда она подняла руки, чтобы поправить волосы.

– Я голову из-за тебя потерял, будь ты проклята, – пробормотал он и потянулся, чтобы снова обнять ее.