Петропулос не произнес «я ухожу из редакции». Однако он был настолько ослеплен яростью, что не замечал собственного падения. Ему казалось, что если он до сих пор не достиг власти, то в этом повинна мерзкая личность, его хозяин, превративший газету в оберточную бумагу. Нужно показать ему спину и искать место в более солидной редакции. Но тут он подумал о новой квартире, снятой им в Колонаки, [17]о расходах своей жены, о сыне, уехавшем учиться в Америку…
На несколько секунд воцарилось молчание. Директор выжидал, печально разглядывая пуговицы на своем пиджаке. Наконец он понял, что напрасно притворяется огорченным.
– Мне звонил утром по телефону… – И он назвал имя одного из министров. – Он интересовался статьей, которую мы собираемся печатать. – И тут же подумал: «Ну и простофиля же ты, Петропулос. С чего ты взял, что англичане выложат денежки тебе, а не мне, владельцу газеты?»
– Он невежественный болван… – горячо начал Петропулос, но внезапно промелькнувшая мысль не позволила ему дать выход своему негодованию. – Почему, однако, он преждевременно проявляет такой интерес? В конце концов, мы ничего еще не поместили, кроме одной заметки об угле Не тут собака зарыта.
– Не тут? Возможно, – с лукавым смешком сказал директор, – А что слышно о новом детективном романе? Нашел что-нибудь? И еще… нам нужен сногсшибательный репортаж… Итак, этих статей не давать. Договорились господин Петропулос? – сказал он, улыбнувшись, и мысленно прибавил: «Ступай себе, дурак, жалкий писака».
– Как хотите, – пробормотал главный редактор и встал, не прибавив ни слова.
Хмурый Петропулос пересек опять комнату бухгалтерии. В коридоре его поймал лысый редактор в очках и заговорил, размахивая руками:
– Мы обеспечены на завтра материалом для первой полосы. Правительство объявило о новых налогах…
Ничего не ответив, Петропулос прошел вперед и скрылся в своем кабинете. Он не обратил никакого внимания па плохо одетого мужчину с пышными пепельными усами, который ждал его у двери, держа в руке кепку. Лысый редактор прошмыгнул в дверь вслед за Петропулосом и принялся перечислять все виды товаров, на которые увеличат налоги.
– Какой заголовок пустим? – спросил он.
– Оставьте этот материал для четвертой полосы. Меня он не интересует. Что еще?
– Одно преступление. Я позаботился о репортаже. Из международных новостей – ничего особенного. Кажется, умер какой-то министр в России.
Табачный дым окутал лицо Петропулоса. Он прищурился. Затем стал не спеша отдавать распоряжения, а лысый редактор, заглядывая ему в глаза, при каждом новом указании кивал головой.
Вдруг Петропулос увидел в дверях сильные жилистые руки, мявшие кепку.
– Что тебе надо? – сердито спросил он.
– Я принес материалы нашего профсоюза, которые запросила газета, – ответил Старик и достал из кармана листочки.
– А, прекрасно! – вмешался лысый. – Господин главный редактор звонил недавно, справлялся, почему их не присылают.
Петропулос бросил на него такой свирепый взгляд, что лысый редактор растерялся·. Затем лицо Петропулоса исказила гримаса. Они не понадобятся, – сказал он холодно и нажал пальцем кнопку звонка. – Газета не будет заниматься углем.
Старик попытался что-то возразить, но главный редактор не соблаговолил обратить на него внимания. Он повернулся к лысому редактору и стал отдавать ему еще какие-то распоряжения. В это время в дверях показался швейцар.
– В другой раз не разрешай никому ждать меня у дверей кабинета, – сказал главный редактор тем спокойно-презрительным тоном, который позволяет глупым честолюбцам сохранять иллюзию собственного превосходства.
Угольные копи Фармакиса занимали площадь почти в шестьдесят тысяч квадратных метров. Первые разработки в конце прошлого века начала одна французская компания. Ее директор и главный акционер, некий господин Летурно, был истинным джентльменом, как его называли в салонах того времени. Бывший государственный чиновник, промотавший все свое состояние на женщин и за карточным столом, он отрекомендовался в афинском обществе как отпрыск одного из наполеоновских маршалов. Умный и обаятельный мужчина, он вскоре оказался замешан во многие скандальные истории и нажил огромное богатство, как и все иностранцы, грабящие время от времени Грецию. Вернувшись к себе на родину, он написал книгу воспоминаний, где, как и подобает истинному джентльмену, счел долгом довести до сведения культурных людей, что все греки sont les fripons. [18]
Читать дальше