Ольга Токарчук - Бегуны

Двигайся, двигайся! Благословен идущий.

Ваше Величество хранит молчание — очевидно, занятое более важными государственными проблемами. Я, однако, не оставляю усилий и вновь обращаюсь к Вашему Величеству, умоляя проявить милосердие. Последнее письмо я послала Вам более двух лет назад, но до сей поры не удостоилась ответа от Вашего Величества.

Итак, повторяю свою просьбу.

Я — единственный потомок Анджело Солимана, слуги Вашего Величества, признанного дипломата Империи, человека просвещенного и пользовавшегося всеобщим уважением. Заклинаю Вас: сжальтесь надо мною, ибо нет мне покоя, пока я знаю, что тело отца до сих пор не предано земле по христианскому обычаю, а, препарированное и превращенное в чучело, служит экспонатом в Императорской Камере чудес природы.

С самого рождения сына меня неотступно терзает болезнь. Боюсь, что дело, с которым я обращаюсь к Вам, столь же безнадежно, как мои страдания, — мне ничего не удастся выбить. Слово «выбить» я употребляю намеренно, ведь — позволю себе напомнить — после смерти мой отец был набит морской травой, став одним из экспонатов коллекции Вашего Величества. Ваше Величество отказало в милости молодой матери, но, может быть, не откажет умирающей женщине?

Я посетила это страшное место перед отъездом из Вены. Дело в том, что я вышла замуж за подданного Вашего Величества, господина фон Фейхтерслебена, военного инженера, которого служба забросила на северные рубежи Империи — в Краков. Я побывала в Камере чудес и все видела своими глазами. Можно сказать, навестила отца в аду, ибо, будучи католичкой, верю, что, лишенный тела, он также лишен и возможности воскреснуть на Страшном суде. Я также полагаю, что — вопреки распространенному мнению — тело есть величайший и священный дар.

Бог стал человеком, навсегда освятив человеческое тело и заключив в нем весь мир. Ведь другого человека, как и все, что нас окружает, мы можем познать только через тело. Не обладай Христос человеческим телом, наши души не были бы спасены.

Отец освежеван, словно зверь, набит морской травой и вместе с чучелами других людей, выставлен рядом с останками единорогов, уродливых жаб, двухголовых плодов, плавающих в спирту, а также прочих диковинок. Я смотрела на зевак, что мечтали попасть туда и собственными глазами увидеть Твою, Повелитель, коллекцию, лица их выражали возбуждение, когда они дивились цвету кожи моего отца. Я слышала, как они превозносят до небес Твою фантазию и смелость.

Когда Ты в очередной раз захочешь навестить свои экспонаты, подойди к нему, Повелитель! Подойди к Анджело Солиману, Твоему слуге, чья кожа продолжает служить Тебе и после смерти. Эти ладони, которые теперь не слишком аккуратно набиты морской травой, когда-то прикасались ко мне, брали на руки. Щека, теперь высушенная и запавшая, ласкала мое лицо. Это тело любило и было любимо, прежде чем его доконали приступы ревматизма. Из этой руки Твой медик пускал отцу кровь. Эти человеческие останки, сегодня снабженные этикеткой с именем и фамилией моего отца, были когда-то живым существом!

Я часто размышляю об этом, и мысли не дают мне спокойно уснуть по ночам: каковы на самом деле причины столь жестокого отношения к праху моего светлой памяти отца?

Возможно ли, чтобы все объяснялось цветом кожи? Темным, черным? Вероятно, с белокожим человеком, окажись он среди дикарей, поступили бы точно так же: набили травой и выставили на потеху зевакам… На человека, отличного от нас — внешне ли, внутренне ли, хоть в чем-то, — уже не распространяются общепринятые законы и обычаи. Неужели они были придуманы и утверждены лишь для людей одинаковых? Но ведь мир так разнообразен. Далеко на юге живут люди, не похожие на тех, что осели на севере. Жители востока отличаются от обитателей запада. Какой смысл в законе, который распространяется только на избранных? Там, куда способны добраться наши суда и наши деньги, законы должны соблюдаться по отношению ко всем и каждому.

Разве Вы, Ваше Величество, превратили бы в чучело своего придворного, будь он белокожим? Человек самого низкого происхождения имеет право быть похороненным, и если Вы отказываете в этом праве моему отцу — значит оспариваете его человеческую сущность?

Считается, что правители стремятся к власти над душами, но я убеждена, что это не так. «Душа» в наши дни сделалась понятием чересчур отвлеченным и расплывчатым. Если Бог (да простится мне моя горечь) — это тот, кто завел часы, Часовщик или поистине Дух Природы, являющийся неисповедимо и безлично, то душа лишь мешает, смущает покой. Какой правитель станет захочет владычествовать над столь эфемерной и изменчивой материей? Какой просвещенный владыка станет мечтать о власти над тем, чье существование не доказано в лабораториях?