Юрий Коротков - Дикая любовь

Маша вяло оттолкнула его.

— Разит от тебя, как от козла. У тебя воды нет?

— С тачкой весь день возился, — виновато засмеялся Губан. — Сейчас… Подожди, я сейчас… — он выхватил из стенного шкафа новое полотенце и кинулся в ванную. — А я ждал… Не поверишь, каждый день ждал, что придешь — хоть сейчас, хоть через год. А иначе — не по правде, несправедливо, иначе — за что мне?..

Он еще что-то говорил, захлебываясь словами, но как только послышался шум воды из душа, Маша вдруг ожила. Она быстро огляделась в квартире, обшарила куртки в прихожей, нырнула в шкаф. Нашла толстую пачку денег. Ощупала стопку постельного белья, потом принялась вываливать шмотье с полок на пол. Опрокинула ящик с кассетами, содрала покрывало с дивана. Метнулась на кухню…

Уже в толстой кожаной Губановой куртке, достающей ей почти до колен, она тихонько закрыла на щеколду дверь ванной, где слышался еще душ и счастливый голос Губана, и выскользнула из разгромленной квартиры.

Она отчаянно махала мчащимся мимо машинам, бросалась прямо под колеса. Машины визжали тормозами, шарахались в сторону, шоферы беззвучно матерились за стеклом. Наконец остановился новенький белый «мерседес». Маша распахнула дверцу:

— Шереметьево!

— Сколько? — лениво отозвался водила, повернув к ней узкие темные очки.

— Тысяча, — наугад сказала Маша, она ни разу в жизни не ездила на такси, не знала, сколько надо платить и где аэропорт.

Тот молча врубил скорость.

— Десять! — крикнула Маша.

— Поехали.

Маша прыгнула на сиденье.

— Только быстрее. Пожалуйста! Я вас очень прошу, быстрее, быстрее…

Машина с места бесшумно набрала скорость. Маша сидела, напряженно подавшись вперед, глядя на дорогу. Водитель покосился на нее и только теперь заметил дешевые треники с пузырями на коленях и стоптанные туфли на босу ногу. Когда остановились на красный, подозрительно спросил:

— А деньги-то у тебя есть?

— Что? — обернулась Маша.

— Бабки покажи!

Маша вытащила пачку. Водила присвистнул. Маша и сама только сейчас увидела под рублями зеленые долларовые бумажки. Комкая, запихнула деньги обратно в карман.

«Мерседес» миновал пост ГАИ на границе города и помчался дальше по шоссе. Ночью наконец выпал первый снег и уже шел не останавливаясь, валил крупными хлопьями, будто наверстывал потерянное время; в городе его сразу закидали рыжим песком, сгребли с тротуаров, закоптили выхлопными трубами, а здесь он лежал на полях до горизонта, на еловых лапах, на каждой самой тонкой веточке. Яркий белый свет слепил глаза, он погасил все остальные краски — за одну ночь мир стал черно-белым.

Водитель уже с интересом поглядывал на Машу. Включил магнитофон.

— Много зарабатываешь?

Маша кивнула, не слушая, она покачивалась вперед-назад на сиденье, томительно ощущая стремительно убегающие секунды.

— А быстрее можно? — спросила она.

— Успеем, — ответил тот, но газу не прибавил. — Встречаешь, провожаешь?

— Провожаю… То есть встречаю…

— Откуда?

— Из Америки.

— Помешались все на иностранщине, — сказал водила. Завод «мерседес» купил, — постучал он ладонью по рулю, — чтоб фирмачей встречать. На наших «Волгах» они не могут — у них жопы нежные для наших ухабов… Девку красивую посадишь, она тоже — или в «Интурист», или в Шереметьево…

Он вдруг притормозил и свернул на тропинку в лесок.

— Куда? — крикнула Маша.

— Сейчас… — водила заглушил мотор, снял очки. — Договоримся. За «спасибо» довезу, — он уверенно обнял Машу.

— Я опазываю! Ну, поехали, пожалуйста! — она, защищая локтем тяжелый карман куртки, пыталась вывернуться, но не грубо, чтобы не разозлить. — Потом…

— Успеем… Ну, покажи, как ты им делаешь спасибо…

Маша изо всех сил уперлась ему ладонью в подбородок.

— Сука… — прошипел тот. — Свой мужик, значит, и за десять штук не мужик? — он навалился на Машу, стаскивая треники.

Губан еще раз с разбега ударил в дверь плечом и вырвал с мясом щеколду. Встал посреди комнаты, остолбенело оглядывая разгром. Бросился на кухню, схватил пустой газетный сверток с масляными пятнами…

Как был, в футболке и шлепанцах, с мокрой головой он вылетел из подъезда к машине и напрямую, по детской площадке, распугивая мамаш с колясками, промчался через двор.

Около интерната Раиса Николаевна безуспешно пыталась остановить такси. Губан ударил по тормозам.

— Где она?!

— В Шереметьево! Скорей! — она села рядом. Губан рванул с места так, что ее бросило назад, на спинку.