Макс Гурин - Новые праздники

Вообще вся хуйня в том, что было изложено в так называемой «космогонической» главе. У меня нет своего Я. Зато, блядь, во мне, похоже, охуенно устроилось все человечество. Ему там тепло и мухи, блядь, не кусают. Вы охуели, люди, вы мне сели на шею!

И так было всегда. Не успел я родиться, как все человечество тут же мне село на шею. Это проявляется во всём. Назову только две из бесконечных сторон: 1) Всем со мной всегда хорошо, я всех понимаю, а меня не понимает никто, и мне со всеми хуево. 2) Мне неинтересны собственные оргазмы. Для их достижения нет ничего надежнее моей собственной левой руки или струи душа. Мне интересны оргазмы тех, кого я люблю, а люблю я всех, за исключением себя самого, потому что меня нет, потому что у меня нет своего Я, блядь.

Меня очень беспокоит, насколько пророческим является один мой рассказ под названием «Запах»:

— Я — Ароматизатор. Всю свою жизнь я занимаюсь тем, что распространяю запах ландышей везде, где я появляюсь. Это нудная неблагодарная работа, но я занимаюсь ей уже много лет с тех пор, как моя первая любовь, кажется, ее звали Роза, умирая, попросила меня стать Ароматизатором. Видите ли, она умерла в ужасных условиях: темная, затхлая, душная комнатушка без единого окна и электрического освещения. О наличии ландышей и говорить жестоко…

Тем временем из глаз красавицы покатились чистые слезы искреннего сострадания. Возлюбленный же ее продолжал:

— А теперь, теперь мне кажется, что все это было зря. Теперь кажется мне, что всю жизнь я искал Вас. Милая, милая, прелестница моя, поедемте в кинотеатр!..

Блядь! Да вообще бы в этот дом, блядь, никогда бы не возвращался! Ебаный в сучий свой рот! Ненавижу этот дом, в котором только два жильца, простите за пошлость: я и моё горькое горе. Дом этот — рай для настоящего онаниста! Я ненавижу его! Я ненавижу свой дом! В нем я несчастен! В нем мне хуево и горестно!

Проводя в этом доме целые сутки, лишь на полчаса выходя составить компанию дуловской собаке Тепе, прогуливающийся со своим долговязым хозяином, так сложно шутить, радоваться, посещать молодежные вечеринки, любить жизнь, улыбаться не одними губами, и то, как только девочка твоя посмотрит в другую сторону, так и вообще не улыбаться, ибо все это шоу, для той, кто счастливей меня. Но это же ведь говно! Человек не имеет права считать себя несчастней других, потому что это элементарная бестактность; потому что это такая степень ощущения собственного морального и эстетического превосходства, что, блядь, не в рот ебаться! На хуй! На хуй весь этот ебанный мир дома моего!

Заебало! В этом доме со мной вечно говно и хуйня, а за его пределами — царица С. Милая, добрая, непростительно чуткая, похоже, знающая всю эту хуйню, всю эту жизненную порноеботину. Нет, вряд ли она знает, но, блядь, интуитивно чувствует то, что ей не надо чувствовать, потому что я хочу, чтоб она была счастлива. Потому что все мертвецы вокруг, и лишь она одна живая. Даже я — мертвец в свои, блядь, неполные двадцать пять. Зачем, зачем я мертвец? Господи, зачем я уже мертвец? Зачем ты даешь ей понять, что я мертвец, и делаешь это так подло? Зачем ты так с этой удивительной девочкой, Господи? Как ты так можешь? Неужели же ты, Господи, такой же, как и все остальные? Неужели и ты тоже мой враг?..

Ладно бы, если б ты давал ей понять, что я мертвец и что от меня бежать надо без оглядки, пока, как говорит Анашевич, не случилось беды. Но нет, ты подл, Господи, ты такой же самец, как и все! Ты, сука, сучий потрох ты, ты бравируешь тем, что я мертвец, ты, сука, делаешь все, чтобы она легла с мертвецом мной в постель. Зачем ты так, Господи? Зачем ты всегда убиваешь нас по одному и никогда непопарно? Это жестоко.

Почему ты сначала убил Имярек, и сделал так, что я, будучи ещё живым, полюбил ее всем своим глупым сердцем и любил до тех пор, пока тоже не стал мертвецом? И зачем теперь, когда ты добился своего, заживо лишив меня жизни, ты столкнул меня с этой удивительной девочкой С? Что же ты делаешь, сволочь?!.

И ведь ты добился своего. Ты, блядь, всесилен, на хуй. Тебе все можно. Все работает. Я — говно, а ты — Господи. Тебя устраивает такой вариант, isn’t it? ещё бы, блядь, тебя не устраивало.