Михаил Гиголашвили - Тайнопись

— Я!.. Я!.. И я!.. — раздались голоса.

Немцы недоуменно переглядывались и в растерянности разводили руками:

— Но обед?.. Но прием?.. Ведь всё уже заказано! Обговорено!

— Как же это так можно?.. Это безответственность! Произвол!

— Видите, немцы не могут понять, как можно жертвовать обедом ради собора, — шепнул я академику.

Он хитро улыбнулся, покивал головой:

— Вот она, загадочная душа, которую им не разгадать! Недаром мудрый Черчилль говаривал, что Россия никогда не бывает такой сильной, как кажется, но и никогда не бывает такой слабой, как может показаться…

— Ребятам надо помочь. Немцы от регламента не отойдут. Скажите, пусть сожмут время обеда или прием у дурацкого секретаря — и всё. Вам г-жа Хоффман не откажет, вас она может послушать, — сказал я академику, шаря глазами по холлу (болгарки упорно не было видно).

— Да-да, именно помочь! — сразу согласился академик, пригладил брови и, приосанившись, представительно обратился к хозяевам конференции на хорошем немецком языке: — Господин Бете, мы ведь можем пойти на компромисс — немного сжать обед, немного — ландессекретаря оберрата…

— Оберсекретаря ландесрата, — обиженно поправил его г-н Бете. — Но это никак невозможно!

— У секретаря всё запланировано! — взвилась г-жа Хоффман. — Мы же не виноваты, что поляки два дня автобус на границе держали!.. И так весь план полетел!..

— Все-таки я думаю, что компромисс возможен, — настаивал академик.

— Да ну его совсем, этот ландесрат! Пошли вместо него в город! — раздались новые протесты молодежи.

— Вот они, русские мальчики, о которых пророчил Достоевский! — начал было я, но осекся: в холле появилась Цветана, а за ней — долговязый бородатый тип, делавший вчера доклад по фонетике.

Их оживленный вид, взаимные улыбочки и касания мне очень не понравились. Щедрость — тоже одна из составных загадочной славянской души, но у женщин она иногда принимает странные формы и виды, если не сказать позы. Поэтому я с большим неудовольствием наблюдал, как бородач суетливо трогает её за локотки, поспешно пододвигает кресло и что-то жарко шепчет в ухо. Все выпитые чекушки загомонили во мне разом, а душа беспокойно заворочалась, заворчала по-собачьи. Я смотрел на них пристально. Цветана как будто прятала глаза.

— Компромисс не только возможен, но даже необходим, — продолжал развивать академик. — Мы должны пойти навстречу естественному желанию юных дарований осмотреть один из интереснейших памятников мирового зодчества…

— Правильно, Ксаверий Вениаминович! — заголосили молодые ученые. — А то что же получается — полгода визы оформляли, шесть дней в дороге трясемся — и собора даже толком не видели, только шпили из автобуса! А ведь там Достоевский ходил! Восхищался!

— И Версилов!

— И Ставрогин!

— А вот и нет! — взъярилась девушка с косой. — Ставрогин — не ходил!

— Не ходил — так стоял! — не уступал вихрастый спорщик, инициатор бунта.

— Где это сказано? Где?

— В записных книжках, вот где! За 1871 год.

— Это всё твои домыслы! Бездоказательные гипотезы!

— Друзья! — призвал академик. — Г-н Бете ждет, надо решать!

— Кстати, до собора тут на трамвае десять минут, рукой подать, — крикнул вихрастый паренек. — Можно и самим съездить! Сейчас же! Поехали, ребята! Кто со мной?

Но другие остудили его, сказав, что сейчас же нельзя — негоже срывать вечер дружбы. А вот завтра — да, обязательно и во что бы то ни стало. В итоге решили в ландесрат вообще не идти, а с утра ехать прямо к собору.

От этого решения г-жа Хоффман пришла в тихий ужас. А г-на Бете так прошиб пот, что его лоб ярко заблестел под лампой. Утираясь платком, он грозно переспросил:

— Как!.. Не идти в ландесрат?.. Когда сам оберсекретарь ждет?.. Это же конфуз, позор!..

Бородач что-то шептал Цветане в самое ухо, вкрадчиво трогая её рукой, как кошка — мышку. Стало ясно, что надо шевелиться, да поживее.

— Дело есть! — нависнув над ними, прошипел я Цветане в свободное ухо. А когда отсели на диван, злобно и довольно громко сказал: — Это что еще за обезьянья морда?

— Он знае болгарски, предложи перевод, ако ми трудно быде…

— Какое еще «биде»! А чего он тебе уши вылизывает? Чтоб ты лучше слышала?..

— Ти чокнуты чалнат, что ли? Громко не требва говорити!

— А в шею лезть требва?.. В общем. Академик хочет с нами — с тобой и со мной — поужинать. Ты ему очень понравилась. Как женщина.

— Гцо за глупост?

— Почему глупость? Он тебе карьеру сделает, если захочет. Не теряйся. Он хороший старик, наверняка тоже болгарский знает, — говорил я, следя за ее лицом. — Лучше уж с академиком, чем с этим бородатым недоноском…