Макар Троичанин - Вот мы и встретились

К вечеру снег усилился и, значит, скоро кончится. Надо шевелиться, спасаясь от холода. Ещё сходил за сухостоём и сухолёжем, натаскал к палатке, принялся ломать для костра, занося мелочь в палатку. Уложил траву на нары, умял, сложил тент вдвое и накинул на спальный мешок – так-то теплее будет. Как это мерзоплюи не утащили его? И всё, больше и делать нечего. Да, надо опробовать обогреватель. Разжёг в нём бересту, накидал веточек, горят хорошо, искрами не плюются, но дым не спешит уходить в дыру на холод. Ничего, притерпимся. Хуже нет, когда нет дела и приходится чего-то ждать, особенно, когда ожидание двойное, и не знаешь, чего хочется больше. Лучше бы, конечно, и гадёныши пришли миром, и вертолёт прилетел. Начало темнеть, а снег сыплет и сыплет, и понятно, что сегодня уже ждать нечего. Остаётся думать. О чём? Подбросил в ведро побольше палочек, огонь вырвался, разбрасывая искры, но не страшно, мокрую крышу не воспламенит, разве только точечных дырок наделает. Зато, вроде бы, теплее стало, во всяком случае, уютнее. Улёгся на нары, где дыма поменьше, и, поглядывая на ненадёжный очаг, задумался. Когда на душе черти скребут, тело в невзгоде, а мозги метутся, хорошо подумать о чём-нибудь приятном, далёком, о том, что будет после минусовой впадины синусоиды. Отчёт по съёмке он, конечно, всучит Жоржу, пусть растёт и развивается парень, отчёт по Марьинскому, конечно, Рябцеву, а себе оставит общее руководство, надзор и проекты. Проектирование Ивану Всеволодовичу нравилось больше, чем отчётность. Что отчёт – это всего лишь внятное изложение всего, что найдено, передумано и осмыслено, и ничего нового, а вот проект – в нём можно заглянуть в будущее, пофантазировать на опыте предшественников и собственных познаний, убедить оппонентов в реальности фантазий и радоваться потом, когда фантазии станут явью. У него уже давно зрела мыслишка, кристаллизуясь в острое желание, заняться обобщением геологических съёмок последних лет с составлением сводной среднемасштабной карты региона, отняв тем самым жирный кусок у академиков, бессовестно использующих чужие наработки. А если к геологической карте ещё приложить карту прогнозов и структурно-тектоническую схему, то… то будет настоящая научная работа, на которую не жалко потратить не одну зиму. А ещё Иван Всеволодович очень надеялся, что в недалёком будущем, а точнее – в эту зиму, ему удастся, заработав отгулы, отлучиться на недельку на охоту. Хотя бы с Марьинского. Надо же порадовать молодую жёнушку соболиным манто да барсучьей шапкой. Очень даже неплохо было бы. А пока… пока надо ждать и далёкого, и близкого хорошего, и терпеть, и думать о том, как жить дальше, чтобы не было стыдно за бездарно прожитые годы. Думать… тем более что сна ни в одном глазу. Печурка угомонилась, всю ночь беспрерывно подбрасывать палочки невозможно, да и закапало сверху, оттаяв от тёплого дыма. Встал, вышел из палатки – темным-темно… Ба! Вызвездило! Будет завтра погода, и кончится тягучее ожидание. По-настоящему заснул только под утро и чуть не проспал зари. Вышел, зябко поёживаясь, а кругом серебристо бело, и ожил ветер. Надо предполагать, что после такого снега к полудню разгуляется вовсю, и тогда вертушку не жди, а те придут, обязательно придут.

Опустившись на четвереньки, Иван Всеволодович потихоньку раздувал огонь в очаге под кастрюлей с водой, помогая разгореться костру, сложенному из подмокших сучьев, и вдруг увидел дырку в кастрюле и воду, плотной струйкой хлестнувшую на занявшееся было пламя, и почти сразу же прилетел звук выстрела. Не поднимаясь, на карачках, по-собачьи, опрометью метнулся в палатку, схватил бельгийку, задрал торцевую полу палатки, вылез наружу в снег и осторожно выглянул из-за угла. Пара продвигалась от леса у реки к палатке уверенно и спокойно, не опасаясь серьёзной угрозы. Впереди, старчески загребая снег кирзачами, шёл высокий сутулый парень в старой телогрейке, подпоясанной верёвкой, в цигейковой шапке с поднятыми вверх и не закреплёнными, оттопыренными, ушками. В правой опущенной руке он нёс одностволку, которая качалась горизонтально в такт шагам, словно паровозный поршень, вперёд-назад, а следом, чуть отставая, брёл шаг в шаг второй, среднего роста и более плотный, одетый так же, только за поясом у него торчал топор. Вооружены и опасны. До них было уже метров двадцать. «Ну, целкачи», - злорадно подумал Иван Всеволодович, - «сейчас вы у меня попляшете», - прицелился, поймав на мушку качающийся ствол ружья, и плавно нажал на спуск. Бельгийка и снайперский глаз не подвели: картечь ударила по стволу, высокий от неожиданности и силы удара выронил ружьё, тут же подобрал и остановился в недоумении. И тогда Иван Всеволодович жахнул вторым выстрелом под ноги, выбив фонтанчик снега. Усёкши, что с ними не шутят, пара упала в снег и начала разворачиваться, чуть приподнимая зады, по которым очень хотелось садануть дробью, но нельзя – потом не оправдаешься никакой самозащитой. А те, вскочив и низко пригибаясь, побежали зигзагами к лесу и, пока снайпер перезаряжал оба свои ствола, скрылись за деревьями. Он и там мог бы их достать пулями, но… сказано же, что нельзя!