Макар Троичанин - Вот мы и встретились

Спал беспокойно, ворочаясь и стараясь спрятаться поглубже в мешок. В конце концов накрыл голову и плечи телогрейкой и проснулся ни свет, ни заря. Встревожил глухой непрерывный шелест. Быстренько выбрался из нагретого гнёздышка, чертыхаясь, одолел ветвистый частокол и выглянул в чуть приоткрытую полу палатки на свет божий. В сером предутреннем сумраке по-прежнему сыпал снег, но уже не тёплый и пушистый, а мелкий, твёрдый, холодный, шелестящий по скатам палатки. Прикрыв ребром ладони глаза, взглянул на небо – его не было: сплошная серая муть без каких-либо очертаний туч. Казалось, что там, наверху, всё остановилось, застыло и щедро сыпало вниз зимние запасы снега. Ощутимо похолодало. Кое-как справил надобности, утёрся снегом. Надо больше двигаться, чтобы согреться, развести большой костёр и обнимать его раскинутыми руками, впуская тепло в расстёгнутую телогрейку. Начал с костра и кипятка со сгущёнкой вместо привычного чая. Сразу потеплело, и в душе – тоже. В холодную снежную круговерть те двое не придут, такие, как они, не любят и не умеют преодолевать даже малые трудности, если есть возможность отлынить от них. Отсидятся в тепле зимовья. Им спешить некуда: вертолёт не прилетит и не заберёт то, что ещё в лагере осталось. Им всё пригодится, кроме Казанова.

Не смотаться ли ненадолго на речку? А вдруг подфартит? Пока снега нападало по щиколотку, и он рыхлый. Пошёл-побежал. Береговой обрыв был чистым, речка здесь разделялась на два рукава, и спуск у ближайшего был невысоким и пологим. Он спустился, скользя по нему, и пошёл вдоль воды вверх по течению по крупной гальке, переступая через принесённые сверху в половодье оголённые стволы деревьев с обломанными ветвями, выискивая место поглубже, пока не дошёл до ямы у подмытого берега. Пришлось забраться на него, подыскать короткое удилище, изготовить удочку, протиснуться к яме сквозь заснеженные кусты, осыпая снег на плечи, и забросить удачливую японскую блесну. Но и с такой ему пришлось помурыжиться с полчаса, прежде чем её ухватил нераженький заигравшийся пацан-ленок. Ладно, поблагодарим Нептуна и за такого, тем более что соли нет, а без соли рыба – не рыба, а трава. Придётся варить в борще. Возвращался кустами, высматривая сквозь снежную пелену, нет ли чужих следов к палатке, да разве их увидишь при заметающем снеге. Вроде бы нет. Снег предательски скрипит под сапогами. К палатке подошёл сбоку, с ружьём наизготовку, и резко, рывком, откинул протянутой рукой входной полог – ничего не произошло, пусто. Не пришли мерзопакостники, не хотят борщеца со свежей рыбкой без соли. Ничего, управимся и в одиночку. Сходил, не теряя из виду подходов к палатке, к лесу, нарезал бересты для растопки, заметил заросли сухой травы, поникшей под снегом, набрал целую охапку, со второго и третьего заходов – ещё, и всю сложил в палатке, пригодится для утепления. Вспомнил Баженова, выживающего на «Спорте» под прицелом телекамер – его бы сюда, ещё неизвестно, кто из них двоих бы выжил. Разжёг костёр, подвесил кастрюлю с горохом, наломал сушняка и тоже затащил в палатку, чтобы не мок. Приостановился, пошатал ненужный стол, сделанный из жердей, и тоже разломал на дрова. Подумал, подумал, с сожалением и виной посмотрел на мятое ведро, вытащил из ножен нож и нанёс смертельные раны несчастной изувеченной посудине вблизи дна. Будет мини-обогреватель. Почистил рыбу, нарезал, закинул в полусваренный горох, жадно вдыхая рыбные запахи. Сходил к ручью, принёс три плоские булыги, уложил посередине палатки, а на них поставил продырявленное ведро – экспериментальная печурка готова. Если не будет согревать, то хотя бы повеселит огнём и светом. Чтобы соорудить дымоход, понадобилось резануть ножом верх палатки у жердяного конька, и тянись, дымок, на волю, не задерживаясь в глазах. Вот и рыба с горохом поспела, банку бездефицитного борща к ним в дополнение, и через десяток минут совмещённые обед и ужин готовы. Подправил ложку и – за святое дело. Ел и чутко прислушивался к звукам снаружи. Когда же этот подопостылевший шуршащий снег кончится, в конце концов! Не зимовать же вместе с подонками! Где-то совсем рядом грохнулось под тяжестью снега умершее дерево, переломав свои и соседские ветви. Где-то вдали равномерно и гулко шлёпала речная волна о скальный выступ. И ни птичьих криков, ни звериного бега по деревьям и земле. Все затаились, пережидая непогодь. Нет, не все, однако, - один зверь решился на вылазку и появился в палатке, дёргая носом, принюхиваясь, прислушиваясь и приглядываясь к незнакомому обитателю. Полосатый бурундучок обшарил дальние углы, забежал под нары и, ничего не найдя, вылез и уселся у входа на задние лапки, очищая мордочку передними. Губы Ивана Всеволодовича невольно растянулись в улыбке, он зачерпнул из борща гущу и, наклонившись, осторожно подбросил поближе к гостю. Тот не испугался, но перестал умываться, как будто предполагал дармовое угощение, интенсивно задёргал ноздрями, громко пискнул, извещая всех, что нашёл пищу, и пусть никто не суётся к ней, потом, приблизившись к дару, обнюхал его, выбрал лапками горошины, одну за другой спрятал в защёчные авоськи и исчез. А добрый человек постарался набрать из хлёбова побольше горошин и уложил их горкой у входа. Хватай, друг, всё пригодится в долгую зиму. Приходи почаще, правда, порадовать тебя больше нечем, разве только хлебом. Оторвал от буханки последнюю корочку, разломил на кусочки и положил рядом с горохом. Приходи, всё веселее вдвоём.