Виктор Шурлыгин - ПРЕОДОЛЕНИЕ

– Ле… ш… а, – он упал на колени рядом с безжизненным телом, но говорить не мог, непослушными руками расстегнув ранец, отвинтил пробку на фляге, нарушая строжайший режим экономии – первую заповедь идущих через пустыню, – щедро, раз, другой, третий, плеснул водой в исцарапанное, иссеченное самумом лицо, с бесстрастной окаменелостью глядя, как бесцветные струйки, стекая на песок, сразу высыхают и испаряются, не успевая пропитать почву.

Наконец глухой звук, отдаленно напоминающий стон облегчения, сорвался с губ Леши, веки дрогнули, слегка приподнявшись, он обхватил флягу слабыми, неуверенными пальцами, приник к горлышку и стал жадно, торопливо пить, причмокивая и судорожно сглатывая, как голодный теленок. Еще находясь в странном оцепенении, Саня безучастно наблюдал за происходящим. Потом туман в голове как бы рассеялся, Сергеев, точно вернувшись на землю из другого мира, снова почувствовал обжигающую силу зноя, пронзительную боль в гортани, ненасытная жажда друга испугала его, слегка надавив Леше на плечо, он с некоторый усилием отнял флягу, помедлив, протянул Диме. Тот, явно измученный нетерпением, отрицательно покачал головой, однако, подчиняясь требовательному взгляду командира, все же протянул руку. Кривясь от боли, прополоскал рот, закашлялся, сплюнул кровью и, сделав несколько больших, долгих глотков, молча вернул флягу. Саня, сдерживая нервную дрожь, стал пить, всем существом ощущая, как возвращаются иссякшие силы, как оживает высохшее сердце, воскресая, он вновь обретал те свойства и качества, которыми обладал прежде, становился самим собой.

Неизвестность больше не пугала. Ему не было страшно. Сознание ответственности за судьбу экспедиции росло в нем, крепло с каждой минутой. Теперь он знал истинную цену глотку воды и, усилием воли заставив себя оторваться от фляги, осторожно передал ее Леше.

– Как ты, Дим? – спросил, пытливо глядя на бортинженера.

– По… рядок.

– Продержимся?

– Надо про… держаться.

– Мне придется доложить обстановку.

– По… нимаю.

– Думаю, самочувствие экипажа можно оценить как удовлетворительное.

– А Ле… ша?

– Подождем. Не стоит раньше времени бить тревогу. Сам знаешь, какой переполох поднимается в таких случаях. Снимут с испытаний. По врачам затаскают. А может, и вообще турнут из отряда… Подождем.

– Со… гласен, – Дима слегка растягивал слова, видимо, говорить ему было трудно. – Еще не ве… чер.

– Ребята, -Леша, передав флягу по кругу, приподнялся на локтях. – Простите.

– Лежи, лежи. Тебе нельзя двигаться.

– Прос-ти-те, ребята.

– Все нормально, – сказал Саня. – Димыч за тобой немного присмотрит, я начну копать.

– Да, – кивнул Дима. – Посижу. Меня си… льно тряхнуло.

– Сиди, сколько хочешь. Я в хорошей форме.

– Чуть-чуть по… сижу. Потом во… зьмемся в две силы. Один не спра… вишься.

– Можете выпить с Лешей мою воду. Мне больше не хочется.

– Спасибо. Посмотрим.

По-прежнему ворочалось в воздухе невидимое пламя, нескончаемый день все так же дышал зноем, но уже что-то переменилось к лучшему: едва ощутимое дыхание северо-восточного ветра вдруг ласково коснулось Саниного лица, и он, меряя теперь жизнь иной меркой, воспрянул, воскрес окончательно. Ветерок, замечательный, небывалый, невесть откуда тут взявшийся, нес надежду, отдалял мучения, обещал свежесть. Достав из НАЗа новенькие лопаты с короткими ручками, Саня выбрал место и принялся рыть. Песок, срываясь с гладкого металлического совка, шурша, стекал под ноги, края и стены ямы осыпались, но Саня упрямо пробивался вглубь, к уплотненным слоям грунта, там, в недрах, было зарыто их спасение. Устроившись на дне окопчика, можно переждать натиск зноя, можно обложить себя сырым, глубинным песком, и тогда быстрое испарение влаги принесет прохладу, можно поступить иначе… Он просчитал все варианты, но, принимая решение, остановился на одном – уходить под землю, как уходит в пустыне все живое, скрываясь от нещадного солнца, другого выхода нет. Отличное парашютное полотнище, которое оставалось закрепить на опорах и якорях, унесено бурей, шатра не будет, выжить можно лишь в норе, в блиндаже, в темном укрытии.

Как просто все казалось на лекциях, как просто, подумал Саня, с горькой улыбкой вспоминая свои аккуратные конспекты и, как стихи, нараспев повторяя про себя записи о пустыне, в основном про воду и про их нынешнее бедственное положение. «При тридцати градусах выше нуля увеличивается приток крови к поверхности тела, – повторял он, точно на экзамене. – Когда ртутный столбик подскакивает к тридцати семи, потоотделение и дыхание становятся единственным способом терморегулирования организма… Человек в пустыне выпивает до двадцати литров воды в сутки… При недостатке жидкости наступают водное истощение, упадок сил, тепловой удар… Количество воды в НАЗе ограничено… На близость грунтовых вод иногда указывает роение комаров и мошек после захода солнца. Хорошим указателем подземного водоисточника служит тополь разнолистный. Абсолютно надежным гидроиндикатором является дикий арбуз. Присутствие среди пустыни этих небольших зеленых плодов, горьких, как хина, – верный признак желанной влаги… Обычно водоносный горизонт располагается под «бахчей» на совсем небольшой глубине. …Помимо природных источников, в пустыне встречаются и колодцы искусственные. Они располагаются, как правило, неподалеку от караванной дороги, но так тщательно укрыты от солнца, что неопытный человек может пройти в двух шагах и ничего не заметить. О близости колодца можно узнать по ряду признаков: дорожке, идущей в сторону от стоянки каравана, тропе с многочисленными следами животных, стрелке, образуемой слиянием двух тропинок, грязному серому песку и другим приметам… Облегчить положение терпящего бедствие помогает роса, обильно выпадающая в утренние часы. Если сложить гальку, щебень, металлические предметы на расстеленном парашюте, к утру можно собрать некоторое количество влаги, осевшей на поверхность камней…» «Да, – сказал он себе, останавливаясь передохнуть. – Конспекты ты вел аккуратно. Хорошие конспекты. Замечательные. Только жизнь в конспекты не втиснешь…»