Виктор Шурлыгин - ПРЕОДОЛЕНИЕ

– Пей, Димыч.

Видимо не ожидая столь быстрой победы, Леша открыл глаза и, подозрительно уставившись на флягу, неотрывно, с некоторым недоумением смотрел, как пьет Дима – вкусно, смачно, причмокивая и придерживая ладонь у подбородка, чтобы не пропало ни капли; на бледном, изможденном Лешином лице отразилось полное удовлетворение, он облегченно вздохнул, перевел взгляд на Саню.

– Теперь ты.

Саня слегка приподнял флягу, сделал маленький глоток и, закрыв кончиком языка отверстие в горлышке, наверное, целую вечность сглатывал слюну…

– Точка, не могу больше.

– Все честно, – прохрипел Алеша. – А я грешным делом подумал…

– Как тебе наша конура? – поинтересовался Саня, стараясь переменить разговор. – Храм!

– Хорошо. Прохладно.

– Ты пей, пей.

– Я пью, – Леша жадно приник к сосуду. – Мне уже легче.

– Все будет хорошо.

– Нет, – пугающая тоска стояла в его глазах. – Слабость. Пустота внутри. Ничего не хочется. Только пить… Как вы думаете, меня… отчислят? Все так глупо…

– Брось!.. – гневно закипел Дима. – За такие настроения… В Москву по шпалам отправим!

– Тут нет шпал.

– Я не буду пока докладывать о случившемся, – глядя прямо в печальные глаза, сказал Саня. – Подождем. Но ты, Алексей, обязан подняться.

– С детства не переношу жару.

– Нужно больше пить. Твое спасение в воде, отдыхе, покое. Ты понял?

– Да.

– Это приказ, если хочешь.

– Я понял.

– Вот и договорились. – Саня поднялся, стараясь не стукнуться о низкий потолок пещеры, попытался улыбнуться: – Носы не вешать, нюни не распускать! Пойду, позагораю немного. Надо определиться на местности, потолковать с планетой. С сеансом связи мы изрядно задержались.

– Тебе помочь? – спросил Дима.

– Остаетесь на базе.

– Есть, – понимающе кивнул Дима.

Цепляясь носками ботинок о гидрокостюмы и опираясь руками о стены, но не сильно, чтобы не осыпался песок, Саня выбрался на поверхность. Обилие света обожгло, ослепило. Он почувствовал резкую, словно вспышка, боль в глазах, зажмурился и, как слепой, двинулся к тому месту, где лежал контейнер НАЗа. В голове снова зашумело, усталость разлилась по телу, жизнь как бы отхлынула к самому сердцу, сжалась там, внутри, в нежный, беззащитный комочек, в дальних уголках затуманенного жарой сознания ноюще зашевелились тяжелые мысли. «Зачем мы здесь, – подумал Саня, – зачем это пекло?.. За всю историю пилотируемых полетов «припустынивания» не было ни разу; не было случая, чтобы космонавты, совершив посадку, сутками ждали поисковые вертолеты… Тогда зачем?.. Было другое. Экипажи не раз попадали в беду и, если смерть не настигала их сразу, выходили победителями… Они были готовы к любым трудностям… Как же сказал об этом генерал Железнов? Владимир Александрович хорошо сказал: «Все допущенные промахи и ошибки в жестоких условиях выживания запоминаются особенно хорошо и заставляют понять, что ждет тебя в случае вынужденной посадки… Каждая тренировка учит действовать четко, осмотрительно, со знанием дела… Время не раз подтверждало целесообразность и полезность подобных тренировок…» Интересно, какой у Железнова был позывной? – Санина память выхватила строчки конспектов. – «Гранит», его позывной был «Гранит». Твердый, монументальный позывной… Все правильно… Черные, серые, желтые, красные пески занимают четверть суши. Нельзя сбрасывать со счетов возможность приземления в пустыне… Да, нельзя, – повторил он вслух… – Допущенные промахи и ошибки… запоминаются особенно хорошо… Как же я буду докладывать про парашют?.. Совсем вылетело из головы… Лешу под удар подставлять нельзя… Нельзя подставлять Лешу… Ладно, семь бед – один ответ», – Саня расстегнул контейнер, достал миниатюрную радиостанцию, выдвинув штыревую антенну, несколько раз нажал кнопку тонального вызова, а уже потом переключился на передачу.

– Я – «Марс», – голос его звучал спокойно и твердо. – Прошу извинить за опоздание: ликвидировали последствия самума. По вине и недосмотру Командира, – Сергеев передохнул, – по вине и недосмотру Командира парашютное полотнище унесено ветром. Других потерь нет. Жертв нет. Самочувствие экипажа… удовлетворительное. Зарылись глубоко в песок, акклиматизируемся… До связи по расписанию.

Помедлив немного, он переключил радиостанцию на прием. Резкий характерный шум, похожий на шипение кипящего масла, вырвался из телефонного капсюля, разнесся окрест. На Саню снова накатило – он один, человечество далеко. Расстояние до Большой земли, где остались все богатства мира, бесконечно. До рези в ушах вслушиваясь в эфир, он ждал. Но ни один передатчик не настроился на его волну, не погасил шипение кипящего масла, ни один звук не раздался в ответ – планета молчала, словно необитаемая, рассчитывать они могли только на самих себя. На самих себя, ни на кого больше. «Глупо, – царапнула обида, – несправедливо! Хоть бы словечко сказали. Мол, приняли, поняли, сочувствуем… В журнале ведь наверняка все отметили. И что сеанс состоялся с опозданием, и что по халатности Командира-лопуха потеряно полотнище, и что условия выживания резко ухудшились…» Он представил роскошный лагерь спасателей, где, точно в сказочном сне, было всего вдоволь: и воды, и тени, и освежающего воздуха от вентиляторов – и ругнулся: «У, роботы, коробки бездушные!»