Виктор Шурлыгин - ПРЕОДОЛЕНИЕ

Выдвинут в редколлегию альманаха, который никто не читает. Дадут персональный лакированный автомобиль и молчаливого шофера.

– Ладно, оставим дискуссии до лучших времен. Я дурак, стреляй мне в ухо, – испытывая глухую ярость, сказал Саня. – Хотел вас подбодрить, а получилось наоборот. Мальчишеский оптимизм в нашем аховом положении, действительно, неуместен.

– Тут ничто не уместно, кроме истины. Одной истины. А моя истина проста – с детства не переношу жару. Не могу ждать годами, неизвестно чего. Надоело. Устал. Хочу обратно. Домой. В полк. Куда угодно.

– Все будет хорошо. Жару перетерпим. Одиночество победим. Ожидание переплавим в работу. Надо, Леша.

– Старая песенка. Нужно! Необходимо! Обязательно! Никаких исключений. Никаких отступлений. Никаких уважительных причин. Но я не робот. Слышите, не робот! И не супермен, как некоторые, – он почти кричал. – Эта экзекуция не для меня. Хочу нормальной человеческой жизни. Хочу летать. Спокойно отдыхать после работы. Ходить в театр, в кино. Спать до десяти часов по воскресеньям. Жизнь есть трагедия. Точка. Вызывайте спасателей!

Но Саня, уже полностью овладев собой, подавил невольное раздражение. На том тернистом пути, который они прошли в Центре подготовки, срывы случались почти у каждого, это, как объясняли медики, была нормальная реакция организма на физические и психологические перегрузки, необходимость выхода из стрессовых состояний. И космонавты, когда товарищ шел в разнос, учились быть терпимыми, учились понимать и прощать, стараясь погасить конфликт шуткой, добротой, искренней заботой о друге. Но сейчас Сергеев, хоть тресни, ничего не мог придумать. Только чувствовал: события ему неподвластны. Видел: вся невысказанная боль прошлых месяцев, сложившись, выплеснулась наружу, и Леша, всегда спокойный, собранный, уверенный в себе Леша, вошел в полный штопор. Лицо его покрылось красными пятнами, пот заливал глаза, хотя вентиляторы, соединенные со скафандрами, работали на полную мощность. Он стал неуправляем. Потеряв цель, решил сойти с дистанции, так и не осилив до конца долгую дорогу на Байконур.

– Леш, – после короткого размышления спросил Саня. – Помнишь, ты рассказывал, как сажал вертолет на льдину? На Севере, когда отказал двигатель.

– Там была настоящая мужская работа.

– И тут дело не для хлюпиков. Возьми себя в руки. Ты ставишь под угрозу судьбу всей экспедиции.

– А-а… Право на полет дается самым знающим, самым крепким духом и телом. Самым-самым, – он буквально взбеленился, непонятная агрессивность исходила от него, глаза помутнели, на губах от жары запеклась белая, соленая корка. – Но когда, черт возьми, я получу это право?! Когда для меня наступит час старта?! Да никогда! Мы вечные дублеры. Запасная команда. Месяц назад болтались в Черном море. Потом прыгали с парашютом. Вчера ишачили в воздушной лаборатории. Сегодня – этот ад. А годы уходят. Лучшие годы, как поется в той же песенке. Или вы не понимаете?

– Ничто в этом мире не пропадает зря.

– Это философия. Вызывай спасателей, Саня! Я больше не могу. Не желаю.

– Что же ты не дезертировал раньше, на полигоне?

Написал бы рапорт и катился на все четыре стороны.

– Я не знал, что сломаюсь.

– А теперь знаешь?

– Знаю. Сломался. Вызывай спасателей.

Кривая усмешка исказила его лицо: отчаянный небожитель, вздрогнув, отчетливо понял: нет, не шутит, не прикидывается старый товарищ, Алексей и вправду не может выйти из пике, он оставляет их с Димой одних на произвол судьбы, перечеркивая все трудности, пережитые, преодоленные вместе, крепкую мужскую дружбу, узы братства, казавшиеся нерасторжимыми. Перенести такое Саня не мог. Все его самообладание рухнуло, не помня себя, он шагнул вперед, судорожно сжимая кулаки.

– Спасателей? Ты хочешь, чтобы я вызвал спасателей? Сейчас я вызову спасателей!

– А что спасатели? – невозмутимо встал между ними Дима.

– Я во всем виноват. Сорвался, – Леша стоял потерянный, усталый. – С детства не переношу жару. Честное слово, ребята. У меня в третьем классе даже солнечный удар был.

– Ладно. Забыли, – подвел черту Саня, стараясь быстрее погасить конфликт. – Ничего не было.

– Абсолютно ничего, – подтвердил Дима.

– Как же это забудешь? – спросил Леша. – На сердце зарубка.

– Забыли! Пошли!

Они постарались забыть о стычке, хотя неприятный осадок все равно остался, и тяжелой, замедленной походкой, оставляя на песке сыпучие лунки следов, направились к спускаемому аппарату космического корабля. Он стоял, завалившись на бок, в отдалении; по правилам экзамена считалось, что экипаж совершил на нем «вынужденную» посадку. Теперь экипажу предстояло показать свои знания и опыт в нештатной ситуации. Молча, с деловой сосредоточенностью они стянули белоснежные скафандры и, оставшись в спортивных костюмах и шапочках, точно окунулись в кипящую лаву. Аномальная жара подступила сразу, обжигая, стиснула. На губах появился солоноватый привкус, в душу полез мнимый страх, подобный тому, что охватывает путника, когда поезд трогается, а за окном вагона медленно уходят в прошлое родные, знакомые лица, и уже нельзя вернуться, ничего нельзя изменить, в горле першит, и кажется, будто разом рвутся все нити, связывающие с жизнью.