Николай Веревочкин - Белая дыра

— Металлоискатель.

Дед посмотрел на Прокла тяжелым царским взглядом и спросил шепотом:

— Много, поди, золотишка-то в твоей Неждановке позакопано?

Прокл пренебрежительно пожал плечами и ответил, насторожившись, неопределенно:

— Кому и навоз золото, а кому и золото навоз…

— …седни нету, завтра — воз, — охотно подхватил дед.

Посмотрел он пронзительно и махнул в противоположную от ржановской просеки сторону:

— Пройдешь березняк и за старыми посадками свернешь направо. Сардоникова дача называется. Иди, никуда не сворачивая, вдоль канавы. Как покажутся сосны — забирай налево. Пройдешь голый лес — увидишь аулище. Сельцо брошенное. Холмики, конопля да крапива. Увидишь колодец — воду не пей. Плохая вода. Обойдешь аулище слева, иди вдоль пасынков. Столбы-то, вишь, добрые люди к рукам прибрали, а пасынки и остались. Выйдешь на дорогу — поворачивай направо — и иди по ней до самой твоей Ждановки.

— Неждановки, — поправил Прокл.

— Тьфу ты! — осерчал дед. — Ждановка, Неждановка — какая разница. Кто тебя там ждет. Все одно не дойдешь — заплутаешься. Чего испужался-то?

Прокл ничего не ответил. Один палец прижал к губам, а другим указал на зверя, перебегающего дорогу.

Прищурился дед на неведомую зверюгу и успокоил:

— Должно быть, крысобака.

— Не понял.

— Чего не понять: голова с хвостом крысиные, а тулово собачье. Может, по-ученому и не так, а мы его зовем крысобакой.

— Неприятное зрелище.

— Чего ж приятного. Пакостный зверь.

— Откуда взялось это чудо?

— Да откуда ему взяться, как не с Ольховой дачи, — сказал дед с мрачным осуждением. — Одна радость — самцов среди них нет, а на такую красавицу какой пес позарится.

— Отчего же самцов нет?

— Так уж у них там, в Ольховой, заведено, — объяснил дед. — Да ты ступай, не бойся. Человек любой твари подлее, кто ж его тронет. Окромя человека.

Старик посмотрел на него по-петушиному, свысока и боком. Косой, скользящий луч просветил на долю секунды пегую прядь, и Прокл увидел маленький, как у молоденького бычка, рожок.

Только Прокл спрыгнул на землю, как старик хлестнул вожжами лошаденку, и та, чувствуя смрад зверя, с удивительной для ее преклонных лет прытью припустила по лесной, перевитой корнями деревьев дороге. Стоном и воплями наполнила светлый лес старая телега.

«Вот скотина, — шагая по просеке, размышлял сам о себе, как о постороннем сукином сыне, Прокл, — свин безмозглый, козел безрогий, петух ощипанный…»

Оскорбления были обидными, но справедливыми. Чего ради полез он в эту проклятую трубу? Не полез — не стаптывал бы сейчас ботинки на чужой дороге о корневища. Странное, однако, место. То люди, похожие на леших, спят в одной горнице со зверьем, то однополые крысобаки по лесу бегают, а дорога, ведущая в Неждановку, приводит черт-те куда.

Неожиданный велосипедный звонок за спиной напугал и рассердил его. Оглянулся он во гневе и проглотил слова, готовые сорваться с языка.

Женщина на мужском велосипеде была невыразимо мила и красива. Но не той придуманной, искусственно выведенной красотой глянцевых журналов, а плодородной, деревенской, притягательной красотой естества. Все в ней было женственно, завершено, притягивало взор и радовало сердце: и широкие, крутые бедра, и покатые плечи, и тяжелые, нежно сотрясаемые груди. Очень ей шел синий шерстяной костюм и даже домашние тапочки, не говоря уже о шерстяных носках поверх трико. Эта женщина была создана, чтобы рожать богатырей. Мелок и хил современный мужик для таких женщин. Красота эта осмеяна и оболгана недомерками и извращенцами, но Проклу нравился именно этот тип деревенских красавиц.

Велосипедистка остановилась. Не слезая с седушки, оперлась ногами о землю. Доброжелательно осмотрела Прокла и улыбнулась, обнажив ровные, крупные зубы:

— Крысю мою не встречали?

— Крысю? — переспросил Прокл, растерявшись, сбитый с толку этой внезапной и обильной красотой.

— Собачка потерялась, — пояснила женщина и успокоила саму себя, — ничего — нагуляется, придет. А вы куда путь держите?

— В Неждановку.

— Ой, так это же совсем в другую сторону!

— Как в другую? — испугался Прокл и подробно пересказал маршрут, сообщенный ему стариком.

— Ну, правильно, — согласилась женщина. — Только эта дорога не в Неждановку, а в Пинаевку.

— А как же пройти в Неждановку?

Женщина, сидя на велосипеде, полуобернулась и указала рукой путь, пройденный Проклом. Досаду его смягчили плавные, завораживающие изгибы женского тела, вызвавшие в Прокле забытое чувство юношеского восторга, сравнимого лишь с прыжком с отвесной скалы в воду.