Сэмюэль Беккет - Мерфи

Но ночью в корпусе Скиннера, совершая один за другим обходы у основания креста среди покрытых чехлами инструментов и предметов развлечения, закончив один обход и выждав положенную паузу в десять минут перед следующим, он сильнее, чем когда-либо за всю неделю дневного дежурства, ощущал пропасть, отделявшую его от них. Он чувствовал, что это, вполне вероятно, было так и с теми, что мечтали перейти ее, и с теми, что страшились этого… — они никогда ее не переходили.

Если все шло гладко, обход занимал десять минут. Если не все шло гладко, пациент перерезал себе горло или требовал внимания, тогда время, истраченное на обход сверх отпущенного, изымалось из перерыва. Ибо в ППММ существовало непреложное правило, изложенное в весьма крепких звучавших почти оскорбительно выражениях, что каждого пациента, а не только тех, что в «свитке» (или «под надзором»), следует посещать на протяжении всей ночи с интервалом не более двадцати минут. Если дела шли так плохо, что обход занимал на десять минут больше, чем положено, тогда перерыва не делалось, и все было в порядке. Но если дела шли еще хуже и обход занимал на одиннадцать минут дольше положенного, поскольку, к несчастью, получить единицу времени, меньшую, чем полное отсутствие перерыва, был не в силах даже самый сообразительный служитель, оставалось просто еще раз взглянуть в лицо тому неприятному факту, что человек предполагает, а Бог располагает, даже в Психиатрическом приюте милосердия св. Магдалины.

Сфера действия этого высшего закона могла быть сокращена введением ночью должности дежурного специально для экстренных случаев. Но это обошлось бы Приюту милосердия почти что в фунт, если допустить, что такого болвана можно найти.

Благополучный обход, остроумно названный «девственным», был воплощением самой простоты. Медбрат должен был только нажать на выключатель перед каждой дверью, залив камеру светом такой нестерпимой яркости, что глаза спящих и бодрствующих соответственно открывались и закрывались, убедиться, посмотрев в глазок, что вид у пациента достаточно хорош на ближайшие двадцать минут, выключить свет, нажать кнопку индикатора и идти дальше.

Индикатор был весьма хитроумным устройством. Индикатор отмечал посещение с указанием часов, минут и секунд на панели управления в кабинете Бома. Индикатор был бы еще более хитроумным устройством, если бы он приводился в действие выключателем или хотя бы шторкой глазка. Потому что многие и многие посещения были отмечены для проверок Бома, но никогда и не имели места, так как медбратья устали, или ленились, или были слишком чувствительны, или сыты по горло, или озлоблены, или не укладывались в график, или не хотели нарушать отдых пациента.

Бом был из тех, кого вульгарно именуют садистами, и поощрял в своих помощниках то, что вульгарно именуется садизмом. Если эта энергия не могла с достаточной свободой разрядиться в дневное время даже на тех пациентах, которые покорялись ей как непременной части терапевтического вуду, с тем меньшей свободой могла она разрядиться на тех, кто считал ее hors d’oeuvre [85] Добавочное блюдо, закуска; нечто дополнительное, необязательное (фр.). . Об этих последних сообщалось в Кор. мед. сл. как о «не желающих сотрудничать», «отказывающихся сотрудничать в распорядке больницы», или в крайних случаях как об «оказывающих сопротивление». Этим грозило ночью попасть в ад.

Первый же обход Мерфи показал ему, какой пустой фразой было определение Нири: «Сон и Бессонница, Фидий и Скопас усталости». Фраза эта, быть может, и оправдывала себя в дортуаре академии юных леди, где, вполне возможно, она и была вдохновлена, но в палатах ППММ она не имела никакого смысла. Здесь и те, кто спал, и те, кто не спал, были осязаемо созданы одной рукой какого-то довольно позднего художника, чьи работы никак не могли сохраниться до наших дней, скажем Пергамена Барлаха. В его попытках различить между собой две эти группы Мерфи вспомнился дикий гаснущий зимний день в Тулоне перед hôtel de ville [86] Мэрия (фр.). и кариатиды Пюже, изображающие Силу и Усталость, и небо в рваных тучах, сгущающееся чернотой над его недоумением относительно того, которая из них что представляет.

Те, кто спал, спали в застывших позах Геркуланума, как будто сон налетел на них Божьей карой. А те, кто не спал, делали это также по очевидной милости той же силы. Корчи оказывающих сопротивление в особенности казались Мерфи не столько горячей мольбой, обращенной к доброй сиделке — природе, сколько ужасом и отвращением, с которыми они противились ее заботам. Немало способствовало экономии ухода в отношении оказывающих сопротивление, если за день вязания у них уходил целый моток ниток.