Ник Хоакин - Пещера и тени

Каково было решение архиепископа, если оно вообще было, — сведений об этом не дошло; но споры, надо думать, продолжались и в следующее десятилетие, потому что появился ответ «неких братьев», порицаемых братом Бласом.

Анонимный доминиканец, подводя итоги деятельности своего ордена на Филиппинах с 1690-го по 1707 год, так повествует о разногласиях вокруг пещеры: «Поскольку названная женщина была из нашего третьего ордена, мы, как и все христианские души, преисполнились умиления, когда скончалась она в благоухании святости, что удостоверено было многими в городе, и на ее погребение прибыли их высокопревосходительства губернатор сей колонии и архиепископ сей кафедры, чей приход был свидетельством великого уважения, питаемого к той женщине-индеанке, бедной и неграмотной. К сожалению, после смерти ее сие непрекращающееся почитание было превратно истолковано некими кругами как извращенное и беззаконное поклонение, достойное только святых праведников. Но подобное чудовищное святотатство и немыслимо, на наш взгляд, в столь верной церкви епархии, как манильская. Просто верующие вполне естественным образом желали сохранить память о ней, посещая места, связанные с ее жизнью, такие, как дом в Маниле, где она скончалась, и пещеру возле ее родного города, где она еще юной девой прожила несколько лет, отрешившись от мира. Посещения сии вполне невинны по намерению и отрадны по результатам, ибо возрождают ревность к вере в тех, кому ее достохвальный пример напоминает о добродетели. И столь велико было рвение верующих, что они своими руками вырубили ступени в склоне и так воздвигли лестницу, ведущую от реки к помянутой пещере. А ежели некий круги усматривают в том зло, то скорее всего потому, что боятся потерять паломников к их святыне, расположенной неподалеку. Как говорит псалмопевец: „Qui cogitaverunt malitias…“» [27] Замышляют на меня зло… (лат.) .

Однако двенадцать лет спустя, в 1719 году, в Европе появилась книга какого-то итальянца, побывавшего на Филиппинах в начале века и с куда более тревожными интонациями описывавшего культ пещеры: «Лодка пристала к подножию холма, и мы вышли: я и три моих спутницы, все — туземные женщины, которые, как я выяснил во время путешествия, были замужем, но бесплодны и возлагали надежды на то, что Скала их излечит от бесплодия… Раздеваясь, они повернулись ко мне спиной, хотя для стыдливости имелось мало резона, поскольку было новолуние и у подножия холма царил мрак. Каждая из них аккуратно свернула свою одежду, каждая возложила сверток на голову, привязав его бечевой или лентой, стянутой узлом под подбородком, так что казалось, будто на них высокие шляпы без полей. Подпрыгивая и приплясывая в такт собственному пению, они двинулись вверх по склону к пещере, я же отправился вслед, исполненный любопытства.

По прибытии наверх моим танцовщицам пришлось встать в сторонку, ибо там шла другая церемония… Насколько я понял, то были крестьяне, пришедшие молить о дожде для посевов. У них были факелы и длинные ножи, а с ними — девушка лет тринадцати. Они вошли в пещеру, но нам запретили следовать за ними. Вскоре мы услышали какой-то звук — точно звенели ножи, — потом вопль девушки. Я содрогнулся, ибо не сомневался, что ее приносят в жертву, но мои спутницы не выразили ни малейшего беспокойства. Наконец вопль прекратился, а с ним и звон ножей. Когда мужчины вышли, с ножей капала кровь, и женщины, прикасаясь к их остриям, мазали себя ею.

Улыбаясь, один из мужчин предложил показать мне пещеру, которая оказалась двойной, ибо за первой пещерой была и вторая. Во второй пещере на каменной плите лежала девушка, обнаженная и неподвижная, но проводник мой дал понять, что она только лишилась чувств. Факелом он осветил на полу разрубленную на куски курицу и жестами изобразил, как одни мужчины рубили ее, а другие в это время просто пугали ножами девушку.

Мы покинули пещеру. Проводник мой нес в чаше куски убитой курицы, и снова женщины касались их и кровью смазывали срамные места. После чего, опять стыдливо отвернувшись, они благопристойно надели свои одежды, и мы сошли вниз по темному склону к лодке, ждавшей у подножия холма. Как я понял, теперь они считали себя способными к деторождению; пещера же была святилищем некоей отшельницы, щедрой на милости, которые можно вызвать соответствующими подношениями».

Хотя книга эта попала на Филиппины годы спустя, слухи о ней, точнее, о том, что в ней говорилось о культе пещеры, дошли до Манилы раньше и вызвали негодование, которое, надо думать, обрадовало августинцев. Похоже, однако, что, несмотря на произведенный фурор, пещеру все же замуровали, поскольку первая насыпь сооружена не тогда, а лет десять или двадцать спустя. Скорее всего от этого скандального сообщения просто отмахнулись, приняв его за еще один образчик предвзятого отношения заграницы к Филиппинам.