Я уложила чемоданы. Когда я вернулась на кухню, Дитер развалился за столом в халате, благоухая свежевымытой кожей. Вооружившись огромным кухонным ножом, он резал большими ломтями тминный хлеб. Вероятно, решил потренироваться жить по-деревенски.
— Найдется ли в этом стерильном домашнем гнездышке, — крикнул он, — хотя бы завалящий кусочек масла? Твоей маргариновой диетой я уже сыт по горло!
Он пренебрежительно ткнул ножом в пачку маргарина. Удар был чересчур силен — пачка скользнула по краю стола и с чавкающим звуком шлепнулась на пол. Я сгребла с ковра кусочки и выбросила в мусорное ведро.
— Ты, наверное, забыл, — спросила я, — кто у нас в доме ввел эти маргариновые инструкции?
Дитер невозмутимо жевал сухой хлеб. Потом неожиданно бросил на меня укоризненный взгляд и вытащил из огуречного салата волос. Наверняка это был мой.
— Извини, — сказала я.
— Пустяки, — прервал он. — Тебе нечего извиняться. Это я вел себя по-свински.
Его приподнятое настроение прошло. Он аккуратно застегнул халат, затянул пояс и поинтересовался, что там уложено.
— Уложено то, что считает нужным эмансипированная женщина. Если тебе хочется, можешь взглянуть сам…
Дитер встал из-за стола, я прошла за ним до двери в комнату. Он раскрыл свой чемодан, приподнял кончиками пальцев рубашки, брюки, пуловер и снова бросил их, точно они вызывали у него отвращение.
— Ты ошиблась. — В его голосе звучала зловещая вежливость. Во мне все мгновенно напряглось, я почувствовала, как накаляется атмосфера. — Мы отправляемся в деревню, моя дорогая, а не на правительственный прием!
— Но я же тебя спрашивала…
— Неужели я должен обо всем заботиться сам? — Теперь он уже перешел на крик. От вежливости не осталось и следа, в комнате бушевала буря. — Неужели тебе мало, что я работаю, как вол, день и ночь, и все для того, чтобы ты могла наслаждаться своим комфортом!
— Да, — сказала я, — этого мне мало.
Я чувствовала, что перегибаю палку, и довольно сильно. Но любая попытка примирения не помогла бы сейчас. Стычка была неизбежной, рано или поздно гроза должна была разразиться. Мое преимущество состояло в том, что я сама вызвала ее.
— Ну что ж, пожалуйста, — крикнул он, — можешь уходить в любую минуту, если тебе такая жизнь больше не подходит! Никто тебя не удерживает!
Он поднял чемодан над головой, перевернул его, и все содержимое вывалилось на ковер.
— С этим, — он показал на кучу одежды на полу, — я сам справлюсь.
Я бросилась в ванную и заперла изнутри дверь. Он хотел было ворваться туда вслед за мной, но дверь не поддалась.
— Открой сейчас же, — крикнул он. — Это моя квартира!
Я молчала. Сейчас, подумала я, он выбьет дверь. Несколько секунд стояла тишина. Потом я услышала хриплый возбужденный голос Дитера:
— Ты понимаешь, что в такой обстановке о поездке не может быть и речи? Этого ты, наверное, и добивалась!
Только не поддаваться на провокации, думала я и продолжала сидеть молча. В общем — немая дуэль: между нами дверь и мы по обе стороны, совсем рядом друг с другом! Наконец послышались удаляющиеся шаги. Он сдался.
Когда я вошла в спальню, Дитер лежал в постели и притворялся спящим. Я повернулась к нему спиной, задышала медленно и глубоко. Над кроватью незримыми клинками скрещивались наши полные мстительной злости мысли. Среди ночи он неслышно встал и проскользнул в комнату. Я видела сквозь щелку, как он укладывал в чемодан свои вещи: Дитер не переносил беспорядка. Успокоившись, я устроилась поудобнее и тотчас заснула.
Утром затрещал будильник — видимо, он завел его ночью. Мы молча позавтракали сухим хлебом. Пока Дитер относил чемодан к машине, я налила кофе в термос. Мы выехали ровно в восемь. При въезде на автобан, на заправке, он подчеркнуто вежливо поговорил с заправщиком о давлении в шинах, о прогнозе погоды на сегодня. Это были его первые слова за все утро.
Но между нами царило молчание. Дитер ожесточенно сжимал баранку. Я не собиралась уступать ему ни на йоту. Лишь в обед, на стоянке, когда мы ожидали свободных мест в переполненном ресторане, плотина отчуждения прорвалась. Дитер пожалел, что забыл прихватить с собой специально приготовленный оттиск какой-то научной статьи, которую хотел передать Герду. В своем монологе, предназначавшемся для меня, он рассуждал, не стоит ли вернуться за ней обратно.
И хотя Дитер не смотрел на меня, было ясно, что он уже сдается.
— Ты можешь послать статью по почте, — сказала я и положила ладонь ему на руку.
Читать дальше