Вернер Гайдучек - Современная повесть ГДР

Цветущая сирень у стены. Молодые женщины сидят на качелях и болтают. Ребенок повалил другого ребенка в траву. Мужчины тащат ящик с напитками. Аромат кофе доносится с веранды. Я лежу в шезлонге и наслаждаюсь праздничным оживлением. Высоко в небе носятся ласточки. Их в этом году куда меньше. Что-то их постигло.

HELGA KÖNIGSDORF Respektloser Umgang © Aufbau-Verlag, Berlin und Weimar 1987

Одна из житейских бурь, на которые так щедро наше столетие, занесла Элизабет Бош из Богемии в Саксонию, в ту деревеньку, где, по преданию, Наполеон провел ночь перед битвой под Лейпцигом, которая стоила ему империи и короны. Здесь Элизабет и осела, произвела на свет двух детишек и, можно сказать, жила не тужила. Но тут на шахте случился оползень и завалил ее мужа. Сыну тогда было семь лет, дочери — два года, и на то, чтобы горевать, у вдовы просто не оставалось времени. Профессией она никакой не обзавелась, надо было пораскинуть умом, на что жить дальше. Буроугольный комбинат выхлопотал для нее новую квартиру, взял шефство над детьми и вообще помогал, чем мог, но мужа ей, само собой, не воскресил, и Элизабет Бош начала приноравливаться к новым обстоятельствам. Замуж она решила больше не выходить, хоть и была достаточно молода, жила только для детей и теперь могла гордиться, что вырастила из них обоих вполне достойных людей. Сын защитил диссертацию, его сделали ведущим редактором в окружной газете, дочь училась на философском факультете. Элизабет была вполне счастлива — по-своему, конечно, — и уж никак не думала, что в ее жизни еще может произойти что-нибудь значительное. Но тут она повстречала Якоба Алена, который хоть и носил французскую фамилию, но был самый настоящий немец и работал докером на Вальхафен в Гамбурге.

К ним в деревню он попал по чистой случайности, если можно назвать случайностью страсть к коллекционированию марок. Он провел отпуск в Берлине, на Ваннзее, у своего брата, а по дороге домой решил завернуть в Саксонию, как раз туда, где жила Элизабет Бош. В той деревне у него был приятель, тоже филателист. Они уже много лет переписывались, но до личного знакомства дело как-то не доходило. А теперь вот сподобились познакомиться. Всю ночь напролет они просидели над кляссерами, блоками и одиночными марками, пили, разговаривали и за разговором не заметили, как наступило утро, хотя они и половины не успели друг другу сказать. Вот почему они решили, чтобы Якоб задержался в деревне еще на один день. Вдобавок у Якоба в голове шумело с похмелья, так что подобная задержка его вполне устраивала.

Лаутенбах ушел на работу, его жена тоже, и гамбуржец оказался предоставлен самому себе. Хорошенько выспавшись, он отправился в общинный совет, полагая, что, раз он задерживается, надо просить продления визы на один день. Бургомистр разъезжал по полям сельскохозяйственного кооператива, в совете была только Элизабет Бош, она мыла полы.

Женщина заставила мужчину какое-то время простоять в дверях; лишь почувствовав, что его ожидание ей самой в тягость, она сказала:

— Нет никого, — и, поскольку он все равно стоял в дверях, повторила: — Нет никого!

Под взглядом мужчины она немного смутилась: фартук у ней был в пятнах, волосы не прибраны, ноги — босые и грязные. Внезапно увидев себя со стороны, она от смущения задела настольную лампу. Лампа упала. Ален подскочил, чтобы вернуть лампу на прежнее место, но женщина выкрикнула с досадой:

— Да нет же никого, сколько раз повторять!

— Очень жаль, — сказал Якоб.

Они молча поглядели друг на друга, потом Якоб ушел. Но едва он ушел, Элизабет пожалела, что так грубо с ним разговаривала. Она видела, как он идет вдоль улицы, перешагивая через трещины, оставшиеся в асфальте с прошлой зимы. Какая-то собака, высунув морду из-под ворот, облаяла его, он испуганно шарахнулся в сторону. Элизабет он показался беспомощным и каким-то неприкаянным. Господи, подумала она, как он ходит, в жизни не видела, чтобы человек так ходил. Она подбежала к окну и велела Алену прийти к двум, тогда кто-нибудь в совете будет, бургомистр будет, непременно будет, пусть только придет к двум. Ален поднял руку, словно хотел помахать Элизабет, но на самом деле он просто дал ей понять, что все слышал.

Элизабет почувствовала странное волнение. Она еще немного задержалась у окна. В палисаднике перед домом цвели флоксы. На небе — ни облачка, только дым из труб электростанции, что неподалеку от деревни, заволакивал его. Элизабет Бош снова принялась за уборку, не замечая, что пытается вышагивать, как Якоб Ален, пытается воспроизвести эту своеобразную раскачку, будто земля у нее под ногами ходит ходуном.