Борис Палант - Дура LEX

Пока мистер Уилкокс (так звали чиновника) читал легенду, мы с Джастином успели заочно познакомиться с его скромной, но достойной семьей. Полная жена в кругу детей в школьной форме — наверное, учительница. Сын в академической мантии и шапочке на праздновании окончания колледжа, дочь-тинэйджер в розовом платье в Диснейленде. А вот и сам мистер Уилкокс — молодой, в армейской форме. Крепкая, хорошая семья.

Закончив читать, мистер Уилкокс сказал:

— Ну и натерпелся ты, сынок. Желаю тебе счастья в Америке, да поможет тебе Бог.

Пожал Джастину на прощание руку, благословил еще раз. Когда мы уже вышли в коридор, мистер Уилкокс спросил:

— Как собираешься жизнь устраивать, сын?

— Пойду служить в морскую пехоту, — четко ответил Джастин.

— Отличное решение! — похвалил мистер Уилкокс и благословил Джастина в третий раз.

Я вспомнил харьковчанку Маню Бухман, которая устроилась работать в иммиграционную службу. Она беспощадно валила харьковских евреев на интервью по предоставлению политического убежища. Плохо зная английский, Маня тем не менее отказывалась проводить интервью на русском языке, настаивала на переводчике и сыпала несчастных бывших сограждан на чем только можно. Если какой-нибудь харьковский еврей брехал ей, как он в синагогу ходил, Маня спрашивала:

— Это в каком же году вы туда ходили?

— В восемьдесят пятом, — растерянно отвечал еврей, а торжествующая Маня ему тут же засаживала по самые помидоры:

— В Харькове единственная синагога находилась на Пушкинской улице, но в означенный вами период там размещалось спортивное общество «Спартак». Так что в восемьдесят пятом вы могли в этой синагоге в баскетбол играть, а не Богу молиться.

Негр Уилкокс — адвокат Бога. Маня Бухман — харьковская манда.

Харьковские негры — одно из самых малочисленных негритянских племен. Из этого племени, кроме Джастина, у меня был еще один клиент — очаровательная десятилетняя Джессика. Мама Джессики вышла замуж за африканского негра, который учился в Харькове в Политехническом институте. Смесь харьковской мамы с африканским папой дает особый генетический дистиллят: как и Джастин, Джессика была умницей и красавицей.

Я не забивал Джессике голову игрой в «адвоката дьявола» и теорией второго плана. На первой встрече мама Джессики (тоже почему-то Таня) сказала:

— А вы спросите ее, как над ней издевались в школе.

— Джессика, — спросил я, — скажи, как к тебе относились твои одноклассники?

— Плохо! — уверенно ответила Джессика.

— Ты можешь рассказать, что именно они говорили или делали?

— Конечно, могу. Они меня обзывали.

— Как?

— Они называли меня… уткой.

— И это все?

— Да.

— Тебе было обидно?

— Очень.

— Таня, — обратился я к маме, — вы понимаете, что такое дикое издевательство, которому была подвергнута Джессика, не дает права на убежище.

— Это не все, — сказала Таня. — Джессика чемпионка Харькова среди детей по фигурному катанию, а на чемпионат Украины ее не взяли.

— Таня, это все несерьезно. Кстати, а где ваш муж?

— В Харькове. У него там пивной бар. Ему два года назад хулиганы глаз выбили, потом в больнице Гиршмана протез вставили.

— А почему он не уедет на родину, если с ним так плохо обращаются в Харькове?

— Он не может бар бросить, у него все деньги в бар вложены. Кстати, дети Джессику уткой обзывали, а учителя обезьяной. Вы же не спросили у нее про учителей. Классная руководительница при мне ее обезьяной назвала. Я забрала Джессику из школы, так к нам потом из райОНО приходили, грозились лишить родительских прав. Я им сказала, что не пущу девочку в школу, где над ней учителя издеваются. Созвали специальную комиссию, назначили Джессике осмотр у психиатра, он дал заключение, что может в школу идти. А Джессика плачет, не хочет. Это она перед вами комедь разыгрывает, а на самом деле она каждый день плакала, просила, чтоб я разрешила ей дома остаться. Да и за фигурное катание не смейтесь. У Джессики было золото по Харькову, а в Киев поехала девочка, которая взяла серебро. Джессика прекрасно поняла, почему ее не взяли, — как негритяночка может представлять Харьков на этом засратом чемпионате?

Я посмотрел на сидящую рядом с мамой Джессику. Она действительно была похожа на утку — большой утиный нос, который, правда, ее совсем не портил. Она играла с куклой, что-то бормоча по-русски с типичным харьковским акцентом.

Выходило, что дело есть. Я почувствовал, что выиграю это дело, потому что по коже пошел легкий зуд — предвестник выигрыша. Зудит — значит, не терпится, хочется побыстрее выиграть. Я попросил Таню собрать все медицинские справки по поводу выбитого глаза мужа, а также все документы, относящиеся к угрозам райОНО лишить Таню и Уильяма (так звали мужа) родительских прав. Все это она принесла через пару недель. Среди документов были две фотографии ее мужа Уильяма — на одной его лицо анфас с двумя глазами, на другой — с одним. Глазной протез лежал рядом на столе зрачком к зрителю. Жутковатые фото, но зато отвечают принципу Васыля Стефаныка — все три «С» на месте: «сыльно, стысло, страшно».