Борис Палант - Дура LEX

— Наверное, мы не верим тем, кто говорит что-то, что не совпадает с нашим опытом.

— Неверно, Джастин, ведь оба актера говорят один и тот же текст. Почему мы одному верим, а другому нет?

— Мы инстинктивно верим или не верим.

— Конечно, но не в этом дело. Просто у хорошего актера есть второй план. Первый план — это текст, второй — это прочувствование тескта. Это Маленькая барабанщица, которая проделала путешествие с арабом, хотя это был и не араб. Джастин, ты будешь рассказывать, как тебя преследовали, но пока ты внутренне через это преследование не пройдешь, тебе не поверят.

— Я знаю несколько человек, которые получили убежище в Америке. Неужели все они готовились к интервью по этому методу? Неужели сотни тысяч человек, которые получили убежище в Америке, работали над созданием второго плана? Или всех их преследовали? Почему-то я сомневаюсь, что из подающих наберется хотя бы десять процентов настоящих жертв преследований. По крайней мере, все, кого я знаю, со смехом рассказывали об интервью.

— Джастин, какое тебе дело до статистики? Тебя должно интересовать только одно дело — твое собственное. Я тебе могу рассказать десятки, если не сотни случаев из моей практики, когда убежище давали чуть ли не за красивые глаза. У меня был случай, когда работница иммиграционной службы — негритянка не задала моему русскому клиенту ни одного вопроса по поводу преследований. В самом начале интервью выяснилось, что мой клиент, как и ее сын, работал охранником в школе. Полчаса они проговорили о том, какая это сучья работа, что дети сейчас настоящие преступники и что надо рвать когти с этой работы, пока цел. Ну и в конце, между делом, утвердила просьбу об убежище. Клиент долго меня благодарил после интервью, думая, что я конечно же дал негритянской мамаше взятку. Парень был из Ташкента, иначе он думать и не мог. Так вот, я не знаю, кто попадется тебе. Умный Прохазка, добрая негритянка-мама, сволочная китаянка, с трудом говорящая по-английски, иммигрант из СССР — это может быть кто угодно. Джастин, готовься к интервью как к самому важному событию в жизни. Это твои личные Олимпийские игры.

Джастин пришел через две недели. Он вынул тетрадь и сел напротив меня. Репетиция началась. Я — работник иммиграционный службы, он — негр, которого преследовали в Харькове. Через несколько минут «дружеской» беседы я понял, что легенда Джастина гротескна. По его словам выходило, что в Харькове его чуть ли не линчевали. Он рассказал, как одноклассники повесили его головой вниз в лесопарке, и он так висел добрый час, пока прохожий его не выручил, затем расисты-хулиганы его топили в водохранилище в пригороде Харькова, но он спасся благодаря умению задерживать дыхание на две минуты. Били Джастина часто и повсюду — до и после школы, во дворе, в парках и даже во Дворце пионеров. Однажды в кинотеатре, когда зрители увидели, что среди них негр, они потребовали, чтобы он немедленно удалился, иначе они его выкинут из зала.

— Не верю я тебе, Джастин. Ты мне напоминаешь одного клиента, который пришел ко мне с разработанной легендой — настолько гротескной, что я отказался его представлять.

— Неужели адвокат может отказаться от денег? Какая тебе разница, если клиент платит?

— Джастин, по-моему, если пациент требует, чтобы хирург ему вырезал аппендицит консервным ножом, хирург должен отказаться, даже если пациент обещал ему хорошо заплатить. Так вот, клиента звали Гена. На консультации он рассказал, что в Союзе работал адвокатом и что хочет остаться в Америке. Собирается просить политическое убежище на том основании, что его как еврея преследовали. Тогда все выдавали себя за евреев. Бруклинские, настоящие евреи по этому поводу торжествовали и негодовали одновременно. Еще бы — в Союзе мы должны были выдавать себя за русских и украинцев, а теперь вот они выдают себя за нас! Нас также изумляла неспособность американцев отличать еврея от нееврея. Адвокаты и псевдоадвокаты, специализирующиеся на политических убежищах, пользовались этой неспособностью и «пекли» евреев пачками.

Гена был абсолютно не похож на еврея. Он скорее был похож на антисемита. Да и говорил он о евреях в лучшем случае пренебрежительно — сказывалось, что попал он в «еврейскую» профессию, то есть стал адвокатом, а пробиться, судя по всему, не смог. Вот и затаил Гена обиду на евреев. Гена сказал, что легенду он уже разработал и хочет, чтобы я выслушал ее и высказал свое мнение.

Согласно легенде, «еврея» Гену особенно третировали в Советской армии. Обзывали жидом, заставляли вне очереди мыть полы в казармах, били, устраивали темную. Кульминацией истории было нападение на Гену ночью группы из нескольких солдат. Пятеро держали Гену за руки за ноги, а один перочинным ножиком вырезал у него на правой ягодице шестиконечную звезду.