В пункте «Имеются ли родственники за границей?» Афанасий записал: «Не имеются».
Уполномоченный отметил: старший брат Афанасия, офицер колчаковской армии, по-видимому, вместе с бандами атамана Семенова ушел в Харбин. Была отметка уполномоченного: сведения уточняются.
Возможно, Афанасия вызывали на Лубянку и уточняли эти самые сведения.
Никто уже не сможет объяснить, испугался ли он тогда или по здравому размышлению пришел к выводу, что защитой ему может быть только верная, беспорочная служба советской власти и Коммунистической партии, в ряды которой он вступил во время войны.
Еще в деле были донесения секретных агентов КГБ, выезжающих за рубеж в делегациях кинематографистов, — чаще всего именно его назначали руководителем подобных делегаций. Фамилии агентов были заклеены. На одном из донесений на месте подписи был подклеен довольно большой кусочек черной бумаги, — по-видимому, агент подписался не только фамилией, но и указал звание, народный или заслуженный артист, и многочисленные премии.
Во всех донесениях отмечалось, что он давал верную политическую оценку увиденных фильмов, разъяснял политику Коммунистической партии и Советского правительства зарубежным коллегам. Альтерман-старший говорил: если человека покусала собака в детстве, страх перед собаками у него на всю оставшуюся жизнь.
Я ничего не знаю о страхах Афанасия и, наверное, не могу понять людей его поколения, потому что вырос без страха. Были детские страхи перед болью, когда старшие мальчишки били меня. Но когда я понял, что они так же боятся моих камней, страх пропал, вместо страха появился расчет.
Как-то в начале зимы я ждал Афанасия на кафедре в институте, он позвонил и сказал:
— У меня не завелась машина. Приезжай в Театр киноактера, позвони мне, и я через десять минут подойду.
Афанасий жил в высотном доме на Красной Пресне.
Квартиры в высотках получала советская элита: министры, ученые, маршалы, народные артисты, директора крупнейших заводов. У Афанасия были две машины: на «Волге» его возил шофер, и Афанасий платил ему за каждый час работы, и «Жигули». Ему нравилась эта небольшая городская машина. Как все несоветские машины, она не требовала постоянного осмотра и ухода.
— Если хотите, я посмотрю машину, — предложил я.
— А посмотри, — обрадовался Афанасий. — Мой пенсионер заболел. Позвони мне от вахтера.
Он спустился со своего двадцатого этажа и дал мне ключи. У меня машина завелась сразу.
— Пересосали, — объяснил я ему. — Когда заводите, не давите на педаль газа.
— А на «Волге» надо.
— Это машина другого поколения.
— Как и я, что ли? — спросил Афанасий.
— Классики вне поколений.
— Молодец, — похвалил меня Афанасий. — Хорошо льстишь. Если можно ехать, зачем идти?
За три минуты мы доехали до Театра киноактера, который был создан по инициативе Афанасия. Молодых киноактеров зачисляли в этот театр, и они играли даже в спектаклях, получая маленькую зарплату. В труппе были и заслуженные старики, которых уже не снимали, и они ездили с концертами по провинции.
С Афанасием здоровались почтительно, буфетчица тут же поставила перед нами кофе, вероятно зная его запросы.
— Есть хочешь? — спросил Афанасий.
— Хочу.
— Покорми его, — сказал Афанасий. — А мне два коньяка и лимон.
Актеры пили коньяк, но лимона ни у кого не было.
— Лимон для избранных? — спросил я.
— Я сам себя избрал, — усмехнулся он. — Завез ей три килограмма лимонов, теперь для меня и моих гостей в холодильнике всегда есть персональный лимон.
Старый известный актер обрадовался, увидев Афанасия, потащил свой стул к нашему столу, наткнулся на неподвижный взгляд Афанасия и сказал:
— Все понял.
И вернулся на прежнее свое место.
В этот день я свозил Афанасия в издательство, где печаталась его очередная книга о режиссуре, в Союз кинематографистов, на телевидение. Всюду он меня представлял:
— Актер, режиссер, мой аспирант.
Вечером я с ним пошел на спектакль в театр. Вернулись мы поздно, и он предложил мне переночевать на диване в его кабинете.
— Не бойся, слухов не будет, — сказал он. — У меня очень устойчивая репутация гетеросексуала.
Я покраснел, я тогда еще мог краснеть, потом эта особенность пропала из-за постоянно загорелой кожи — тоже наука и наставления Афанасия. Его медного загара хватало до середины зимы, в марте он обычно уезжал в горы кататься на лыжах.
— Хороший загар — это признак стабильности и уверенности. Если человек посередине зимы едет в горы, значит, у него есть время и деньги.
Читать дальше