Шон О'Фаолейн - Избранное

— Вечной? Дрюжочек мой, разве в любви существует это прюлестное слово? Ты льюбишь меня. Я это знаю. Я льюблю тебя. Ты это знаешь. Мы всегда будем знать это. Люди умирают, но, если человека кто-нибудь льюбил, льюбимые не исчезают из жизни. Яблоко падает с яблони, но яблоня никогда не забудет пору своего цветения. Брак — иное дело. Ты помнишь, как он посоветовал тебе жениться только на ирландке? Не слушайся его! Если ты женишься на ирландке, тебе до самой смерти не отделаться от нее. А тебе ведь этого не хочется! — Она сняла со спинки стула платье и стала надевать его через низ. — Застегни мне молнию, дрюжок. Даже мой кошмарный муж… Ты представляешь? Вероятно, было же когда-то время, когда он казался мне привлекательным. Мы с ним ходили на яхте. Вместе играли в теннис. Он не последний был игрок. Кроме того, я родила ему двоих детей. Какое сегодня число? Они скоро приедут на каникулы. А сейчас у меня осталось к нему лишь презрение и сострадание. Они нас и связывают.

Растерянный, он подошел к окну, застегивая модный шелковый жилет. Он вспомнил, как еще студентом сидел в кафе часами, и в памяти один за одним возникали услышанные в те времена афоризмы о любви и браке. Брак начинается лишь тогда, когда кончается Любовь. Любовь распахивает перед Браком двери, сама же, выскользнув, убегает прочь. Стройте, стройте замок на фундаменте любви — рано или поздно он рухнет. Что она на это скажет? Брак одаряет Любовь нежностью, как уходящую гостью. Каждая affaire de coeur [87] Любовная история (франц.). заканчивается mariage de convenance [88] Брак по расчету (франц.). .

Он повернулся к ней, одернул пиджак, стал искать свои ключи и шляпу. Она заглянула в сумочку, проверила, на месте ли ее ключи и кружевной платочек, вынула перчатки, еще раз поправила шляпу. Ему многое в ней нравилось, и в том числе то, что она всегда носит шляпу.

— Ты сказала мне неправду, Селия, — проговорил он тихо. — О нет, нет, не о том, что ты любишь меня. В этом я не сомневаюсь. Но когда ты себя убеждаешь, что причина, по которой ты не в состоянии с ним расстаться, — это сострадание, ты просто-напросто оправдываешься перед собой за то, что не отвергаешь брак, имеющий несомненные выгоды.

Она с любовью ему улыбнулась.

— Ты позвонишь мне завтра, мой дрюжочек?

— Конечно.

— Я так льюблю тебя, мой милый.

— И я люблю тебя.

— Так до завтра.

— До завтра, дрюжочек.

Как обычно, она вышла первой.

Прошло около двух лет. Больше года назад он был переведен в Брюссель. Каждый раз, когда ему удавалось выпросить себе отпуск, а ей уговорить какую-нибудь родственницу поухаживать за ее прикованным к постели Михолом, теперь уже вернувшимся домой, они летели повидаться в Париж или в Лондон. Он всегда заботливо осведомлялся о здоровье ее супруга, а она со вздохом отвечала, что, судя по уверениям врачей, «он будет жить вечно». Однажды в Париже, когда они проходили мимо церкви, у него мелькнула одна мысль, и он спросил ее, бывает ли она у исповеди. Селия засмеялась и уклонилась от ответа, но позже, в тот же день, Ферди задал вопрос вторично.

— Да. Раз в год.

— Ты рассказала о нас своему исповеднику?

— Я рассказала, что муж мой тяжко болен и не встает с постели. Что я люблю другого человека. Что у нас роман. И что я не в силах тебя бросить. Я в самом деле не в силах, дрюжочек.

— И что он сказал на это?

— Все они говорят одно и то же. Это тупик. Лишь один милый старый иезуит дал мне каплю надежды. Он сказал, что я могу, если хочу, молиться богу, чтобы муж мой умер.

— И ты молишься об этом?

— Сердечко мое, для чего? — спросила она лукаво и погладила курчавые волосы у него на груди. — Ты ведь сам мне когда-то объяснил: все это было предусмотрено еще за много миллионов лет.

Он возвел взор к потолку. При всем своем атеизме на ее месте он молился бы от всей души, ибо речь шла о любви. Правда, она не сказала прямо, что не молится об этом. Может быть, молится? В одной фразе — две увертки. Нет, ни один смертный не в силах больше это переносить. Снова эти ирландские штучки. Ну что ж, он тоже выдаст номер. Он нежно написал ей в Дублин: «Ты любовь всей моей жизни!» И представил себе, как она пылко восклицает: «Ты тоже, мой дрюжочек!» В письме, которое он получил, было написано: «Я это знаю!» Спустя полгода и приложив немало усилий, он добился, что его перевели из посольской службы в консульскую и отправили в Лос-Анджелес. Там он нашел утешение в лице прелестного создания по имени Рози О’Коннор. Когда кто-нибудь подшучивал над его пристрастием к ирландкам, он обычно отвечал, всплеснув руками: «Сам не понимаю, что я в них нашел. Врут ужасно. Ни капли романтики. И при этом неверные жены и неверные любовницы тоже!»