Шон О'Фаолейн - Избранное

Мэл неторопливо покручивал зажатую в руке рюмку с коньяком и лукаво на меня поглядывал.

— Любопытно, а? — сказал он.

— Очень, — с горечью согласился я. И, помолчав, сказал: — Так вот почему она больше не сможет получать свои воображаемые дивидендики? Даже если я согласен тебе их возмещать?

Он ответил сердито, чуть ли не со страстью:

— Да, поэтому. Она себя обманывает, и я отказываюсь ее поощрять. Она пытается обратить в бессмыслицу все, во что я верю. И я не намерен ей это позволять. Вот ты, писатель, стал бы ты писать о чем-то, если бы не верил, что это правда?

— Не говори глупости! Я горжусь и радуюсь всякий раз, как думаю, что мне удалось сказать хотя бы десятую долю правды.

— Ну а если бы ты был доктором, стал бы ты врать пациенту?

— Докторам все время приходится врать. Чтобы помогать пациентам жить. И облегчать смерть.

— Ну а я не вру и врать не намерен. В моей профессии факты есть факты, и я должен их придерживаться.

— Ты играешь на бирже.

— Нет, не играю.

— Ты поощряешь своих клиентов играть на бирже.

— Нет, не поощряю.

— Тогда чем же ты зарабатываешь на жизнь?

— Надеждами.

Мы рассмеялись. И успокоились.

— А как же насчет благотворительности, Мэл?

— Я бы не против помочь твоей тетушке. Старушка мне нравится. Она добрая душа. И мой друг из благотворительного общества уверяет, что она существо весьма достойное. По правде говоря, я с радостью платил бы старой перечнице… — Тут в его голосе зазвучала холодная осторожность опытного дельца: — Пополам с тобой я с радостью каждый год выплачивал бы старой перечнице сумму, равную ее треклятым дивидендикам. Но не в качестве дивидендов! Только в качестве нашего с тобой общего дара.

— Мэл, ты сама доброта! Тогда все в порядке. Эти двадцать восемь фунтов годовых будут нашим ей подарком. Что ты так на меня смотришь?

— Она не возьмет.

— Это еще почему?

— Потому что это благотворительность. А благотворительности она не желает. Бедняки никогда не хотят пользоваться благотворительностью. Они терпеть не могут благотворительность, потому что она заставляет человека чувствовать, что он нищий. Всякого, в ком осталась хоть капля гордости. А эта старая дама — отчаянная гордячка. Ты можешь принять подарок от меня, я могу принять подарок от тебя, королева Виктория приняла бы в дар всю Индию, подвесила бы ее как еще один брелок к своему браслету и даже спасибо не сказала бы. Но бедняки не такие! А впрочем, попробуй. Возьми завтра утром мой «ягуар», езжай в город и повези ее обедать. Ставлю десять шиллингов против одного, что она откажется. — Он поднялся. — А, вот и мы!

Это относилось к Шейле, которая уже ждала, чтобы ее отвезли домой. На ней была меховая шапочка и изящное, с поясом, твидовое пальто. Из-под шапочки мило выглядывали темные завитки. Сейчас, в туфлях на высоких каблуках, видно было, какие у нее длинные и красивые ноги.

— Очень милая шапочка, — сказал Мэл, оглядывая свою экономку.

— Я и утром в ней была, — спокойно сказала она. — Но мужчины никогда ничего не замечают.

— Откуда она у вас?

— Купила, разумеется. Это дикая норка. Я годами откладывала на нее. Купила в магазине Роху.

— Молодчина! — восторженно сказал Мэл и посмотрел на меня, явно одобряя свою ученицу, а я подумал, знает ли он, сколько ей стоило даже это крохотное воплощение мечты. Наверняка она и вправду откладывала годами. — Пойду выведу машину, — сказал он мне. — Я недолго. Послушай какую-нибудь музыку, пока нас нет. У меня тут кое-какие хорошие пластинки.

Когда он вышел, я сказал ей:

— Может быть, вы пока присядете? — И она не спеша села на ручку его освободившегося кресла и скрестила свои очаровательные, длинные, как у цапли, ножки.

— Вы любите музыку, Шейла?

— Прежде любила только джаз. В последнее время стала предпочитать классическую музыку. Меня с ней знакомит мистер Мэлдрем. Показать вам, как работает проигрыватель? Он новый, и мистер Мэлдрем обращается с ним очень осторожно. У него два усилителя. Благодаря им создается впечатление, что оркестр окружает тебя со всех сторон. О, тут уже есть пластинка, — сказала она, подняв крышку. — Да, вот ее конверт… это идиллия «Зигфрид». Хотите послушать? Или, может быть, предпочитаете что-нибудь более современное?

(Ты всего лишь машинистка в его конторе, но у тебя манеры светской женщины, подумал я.)

— Да, я бы опять ее послушал. Тысячу лет не слушал Вагнера. Вам она нравится?

— Мы столько раз ее проигрывали, что я даже начинаю понимать, о чем она.