Шон О'Фаолейн - Избранное

Вижу себя мысленным взором: юноша в углу гостиной отеля «Билтмор», в баре, в закусочной, в ресторане, в кафетерии. За окнами шумит Манхаттан. Неуловимый, мучительно одинокий трепет в нью-йоркском отеле на Сорок третьей улице. В пять часов, осоловелый от выпивки, я пошел к себе в номер и плюхнулся на постель. Бог весть сколько раз мне как бы въяве привиделся один и тот же кошмар — кажется, бегущий лис и собачья свора, — пока под ухом не грянул телефон. Ее голос в трубке:

— Ты? Помалкивай. Я из аэропорта. Домашний телефон, может быть, прослушивается. С ним все в порядке; живехонек и скоро встанет на ноги. Никому из нас ничего не грозит: списали на несчастный случай. Тут была жуткая буча, но теперь тихо-гладко. Одна только маленькая неприятность: он ничего из происшедшего не помнит. Врачи опасаются, что у него повреждена память. Завтра уточню телеграммой. Спасибо, что позвонил Биллу Мейстеру. Он сейчас в одном помещении с тобой. Ты его, пожалуйста, поставь в курс. И еще, Бобби, спасибо, спасибо, спасибо тебе за все-все. Ты растворил передо мной золотые ворота.

Поцелуйное чмоканье. Отбой.

Этого-то, значит, я и ждал с такой надеждой? Блаженная пустота. Так рыба, выброшенная бурей на морской берег, хватает ртом воздух, бьется на мокром песке, задыхается — и вдруг набежавшая волна затягивает ее обратно в благодатное, изначальное, привычное море. Я положил трубку, уткнулся лицом в подушку и расплакался от облегчения. Что, звучит малодушно? Это и было малодушно. Потом встал, подошел к окну и, заложив руки в карманы, благодарно оглядывал суматошную Мэдисон-авеню. Манхаттан и все Соединенные Штаты, целый мир снова в моем распоряжении! Я был свободен — и через минуту почувствовал себя одиноким, как Христос или Иуда.

По улице прошел человек с поднятым воротником, скрипичный футляр под мышкой. Я заметил в «Таймс», что вечером в «Метрополитен-опера» идет «Манон» Массне. (Когда мы с ним встретились, давали «Макбета».) Если еще есть билеты, я… Что она такое сказала про своего Билла Мейстера? «В одном помещении с тобой». А в самолетике было сказано: «В наше обычное пристанище». Наше? Чье? Мне открылась истинная сердцевина моих недавних мук: не вина, не утрата, не страх, а ревность разъедала мое достоинство, мое самоуважение. Я представил себе их вместе в этой гостинице. Она и не подумала выбрать для меня другую. Бесчувственность? Двуличие? Извращенность? Издевка? Торжество? Тщеславие?

— Будьте добры, соедините меня с мистером Уильямом Мейстером. Он проживает здесь в отеле.

Кошачьи коготки? Какой, однако, участи я избежал! Что это будет за женщина через двадцать лет! Сколько раз она разведется?

— Алло! Кто говорит?

— Меня зовут Боб Янгер. Я разговаривал с вами вчера из Хьюстона по просьбе нашего общего друга. Помните?

— Помню.

— Она только что звонила мне с новостями, которые просила передать вам. Все в порядке. Он скоро почти совсем оправится. Ни вам, ни мне, то есть, собственно, никому из нас троих больше нечего волноваться. У него повреждена память, и он начисто забыл, что произошло.

— Так?

— Вот и все. Я лишь исполняю поручение нашего юного друга. Я, впрочем, хотел предложить вам распить в нижнем баре аперитив перед обедом. Так сказать, отпразднуем?

Пауза, то есть человек раздумывает.

— Вы откуда говорите?

— Из гостиницы «Билтмор» в городе Нью-Йорке. Комната 253. А у вас какая комната?

— 365. Легко запоминается. Наш… мой обычный номер. У меня нет сведений от мое… нашего друга. Давайте действительно выпьем, как вы сказали, в нижнем баре. Я буду там через три минуты. Вы меня легко узнаете. Рост шесть футов один дюйм. Высокий. Седоватый. В квадратных, слегка затемненных очках.

Он вошел. Красивый, лысеющий, горбоносый, немного сутулый, может быть, от давнего обыкновения пригибаться к людям ниже ростом, а скорее — привык гнуться за письменным столом. Окончил Нью-Йорк-колледж, уроженец северного Ист-Сайда, отец — мелкий, но, по-видимому, вполне зажиточный фабрикант. По телефону он разговаривал так лаконично и отрывисто, что я ожидал увидеть властного человека с грубоватыми манерами. А он был приятен, если не дружелюбен, предупредителен без искательности: вероятно, чувствовал себя гораздо старше моего, шутка ли, два раза женат. Я ему, конечно же, казался юнцом. Во времена былые его манеры назвали бы благовоспитанными. Он был в сером костюме и серебристом галстуке. Волосы припомажены. В общем и целом, идеально соответствовал мечтам Кристабел Янгер о «Мужчине Постарше».