Шон О'Фаолейн - Избранное

— У меня НЕТ этой мерзости: вот ее снимок. Оригинал был подписан и датирован прошлым маем.

Мы все уставились на фото, кроме Пойнсетт, погруженной в семейный альбом Янгеров. Изображение было в полный рост, картина примерно пять футов на два с половиной. Крис дерзко смотрела в глаза зрителям, положив левую руку на бедро и держа в правой дугой к полу обнаженную саблю. На ней были черные сапоги до колен; больше на ней ничего не было.

— Прошлым маем? — прошептал я, стараясь не думать, сколько насмешки надо мной в этой дате.

Мисс Пойнсетт откинулась в кресле, сняла очки и мягко помассировала прикрытые веки.

— Строго говоря, мистер Невесть-кто, так ли уж важно, что я про вас ничего не знаю? Никто не знает — в том-то и разгадка. Однако, человек вы или нежить, я все же вас уже однажды видела. В Венеции. — Она повернулась к Крис. — Вы помните родительские телеграммы, которые преследовали вас по всей Европе?

Крис злобно сказала:

— Я из них половину не распечатывала.

— Эту вы распечатали. Она гласила: «Переводим твой счет через Чейз-Манхаттан-банк Нью-Йорк четыре миллиона лир Банка д’Италия Венеция получить 20 июля. Целуем. Мама и папа». Конечно же, это была ловушка. Может, вы это даже и заподозрили. Но мы решили попробовать, а вы решили рискнуть. Невелики деньги — тысяч пять долларов, но, как видите, вы не устояли. Может быть, мистер Мейстер тяготил вашу совесть? Да, а в Венеции ничего нельзя сделать втайне. Слишком маленький город. Все всех знают. Неудивительно, что они там так пристрастились к маскам. На балах. В игорных домах. Раньше или позже всякий непременно пересекает их итальянскую Пиккадилли-серкус, пресловутую пьяцца Сан-Марко. 20 июля я там завтракала за уличным столиком у Флориана. Мне видны были все восемь входов и выходов с площади. Вы появились вдвоем через полчаса после открытия банков, под руку, со счастливыми лицами и, надо полагать, с четырьмя миллионами лир в кармане. И я ушла. Я видела совершенно достаточно.

Боб-два спрятал фотографию голой Крис и пренебрежительно посмотрел на меня.

— Ты тоже видел и слышал совершенно достаточно. Осталось только известить еврея, — он взглянул на Крис, — что моя дочь изменяла ему бог один знает, с каких пор.

Он потянулся через стол за ближним из своих двух кремовых телефонов. Она закусила нижнюю губу.

— Я выйду замуж за Билла Мейстера.

Он снял трубку.

— Он ведь женат, — заметила мисс Пойнсетт. — И даже дважды.

— Его жена запойная пьянь, — проговорила Крис. — Он с ней легко разведется.

Он стал набирать номер.

— Ради тебя? После разговора со мной?

Она оперлась о стол обеими руками.

— Ты кому звонишь? Галерея уже давно закрыта. В списках жильцов его нет.

— Вот как? Ну что же, тогда я позвоню своему старому другу Пату О’Хара, начальнику полиции Сент-Луиса. Он очень сурово относится к растлителям несовершеннолетних девиц.

Незаметно было, чтобы она шевельнула рукой, взяла пирсовский револьвер, прицелилась, выстрелила: просто что-то треснуло, и телефонная трубка у него в кулаке разлетелась вдребезги. Его правый глаз зажмурился, левый бешено сверкнул, губа съехала на сторону, волевой подбородок напрягся: он сорвал трубку второго телефона и прижал ее к уху. На этот раз она целилась в открытую.

— Брось трубку!

Мать выкрикнула ее имя. Он резко набирал номер. Я взглянул ему в лицо. Я его ненавидел. Я покосился на ее указательный палец с побелевшей костяшкой, плавно спускавший курок, и в последний миг круто двинул ей локтем под руку. Опять раздался негромкий хлопок. Он глядел на нее в изумлении. Или он был возмущен ее промахом? На его правом виске медленно проступила красная полоска и набухли кровинки, точно на гладкой бараньей ляжке от надреза мясника. Капля крови скатилась по щеке. Глаза потускнели. Он ничком рухнул на стол. Кровавая струйка из его нелепо подмятого носа побежала по красному дереву.

Должно быть, у меня случился краткий, но глубокий провал памяти, точно как наутро после буйной пирушки не можешь вспомнить ни чем она кончилась, ни как ты добрался домой. Видимо, Крис как-то ухитрилась вывести меня из дома. Послышался мне или нет долгий, пронзительный крик? Вероятно, его жена и мисс Пойнсетт прежде всего позвонили врачу, затем католичка Леонора вызвала священника, а уж потом оповестили полицию. Первое, что я отчетливо помню, — это как самолетик разгоняется, Крис кричит: «Пристегни ремень», и мы мягко взмываем. Потом вижу отсвет пульта управления на тонких чертах ее напряженного лица и звездный круговорот: мы поворачиваем к югу — она отвечает мне, — на Хьюстон.