Фиона Макинтош - Хранитель лаванды

— Жизнь?

— Ну да. Только неделю назад в соседней деревне одного человека расстреляли на глазах у его семьи лишь по одному подозрению в том, что он помог бежать нескольким участникам Сопротивления.

— Расстрел на месте?

— Если кто-то из деревни виноват, немцы карают всех, кто там живет. Вот почему люди вроде меня бегут прочь из семей, действуют тайно, — чтобы родные и соседи не поплатились за наш патриотизм.

Внезапно все опасности, о которых рассказывали на курсах УСО, стали для Лизетты чудовищно близкими. Фрелон умолк, но девушке и самой было, о чем подумать. Тишину нарушал лишь стук копыт взбирающегося в горку пони.

Лизетта наконец различила вдали парящий в небе шпиль церкви в Боннье. Деревня плавно сбегала вниз с холма к равнине. Сердце твердило девушке, что она дома… хотя на самом деле она никогда не бывала южнее Парижа. Пасторальная Франция: беспорядочно разбросанные каменные строения, словно вытесанные из скал, яркие цвета, каменистые склоны, сосновые леса, возделанные равнины… Издали жизнь тут казалась мирной и пасторальной — однако со слов Фрелона вырисовывалась совсем иная картина.

— Отсюда пойдем пешком, — предупредил он. — И надо держаться начеку. Никому нельзя доверять.

— А как же пони?

Молодой человек спрыгнул с телеги.

— Кто-нибудь нашего четвероногого друга подберет. А нам дальше по дороге не стоит. Двинемся напрямик по склону.

— Там немцы?

— Нет. Хотя подчас я сомневаюсь, что хуже: немецкие солдаты или наши полицаи. И те и другие рады бы истребить всех маки. В деревне мы не знаем точно, кто друг, а кто враг.

— Тогда зачем мы сюда пришли?

— Решение принимал Роже.

— А долго мы тут пробудем?

— Одну ночь. Роже тоже сюда придет. Он никогда не проводит в одном и том же месте две ночи подряд. Но никогда не отказывается от постели.

— В самом деле?

Фрелон подмигнул.

— Уверен, вы скоро поймете, почему.

Девушка засмеялась, удивленная намеком.

— Все маки Роже просто обожают. Он вам понравится. Если нас остановят, мы брат и сестра. Меня зовут Ален, а вас Анжелина. Мне двадцать пять, вам?..

— Двадцать четыре.

— Я родом из Апта, но вы учитесь на севере.

— В Лилле, — немедля откликнулась Лизетта.

— Вы его знаете?

Она кивнула.

— Чем вы занимаетесь в Лилле?

— Училась в университете, потом работала в Страсбурге. Сюда на юг приехала навестить вас перед тем, как ехать в Париж, на новую работу, но в той же компании, что в Страсбурге.

— Документы у вас в порядке? Разрешение на въезд в свободную зону, удостоверение личности?

— Да.

— Отлично. Тогда вперед.

Около часа они шли в обход деревни, только потом Фрелон со спутницей приблизились к низкой стене, ограждавшей каменный домик. На Лизетту повеяло запахом свежей выпечки. Аромат привел их через разросшийся сад к зарослям душистых трав у черного хода. Фрелон постучал.

— Кто там?

— Ален, madame . Добрались, наконец.

Голос его звучал естественно и небрежно. Дверь отворила невысокая толстушка.

— Ален! Входи, входи, добро пожаловать. А вот и твоя сестра. Добрый день, я о вас наслышана. — Толстушка впустила молодых людей в дом. Едва дверь за ними закрылась, все притворство было отброшено. — Никаких затруднений?

— Ни малейших, — заверил Фрелон.

— Я Анжелина, — сказала Лизетта. — Спасибо, что согласились приютить меня на ночь.

Хозяйка на удивление легкой походкой прошла в комнату.

— Что угодно, лишь бы их разгромить. Меня зовут мадам Маршан. Какая ж вы молоденькая, душечка моя, да худенькая. — Она легонько ущипнула Лизетту за руку. — О! Зато сильная! Удачно вышло, что я сегодня пеку. Хотя вообще-то я затеяла выпечку, чтобы любопытные соседи не начали носы совать…

— Пахнет умопомрачительно, — призналась Лизетта.

— Проходите. — Мадам Маршан провела гостей в кухню и проворно поставила на плиту воду. — Садитесь, пожалуйста. А вы, молодой человек, как поживаете? Останетесь?

— Как видите, я в полном порядке, — улыбнулся Фрелон. — Но остаться не могу. Позаботьтесь об Анжелине.

— От всего сердца, — отозвалась мадам Маршан.

Позже, подремывая в кресле-качалке, Лизетта услышала шум подъезжающего мотоцикла. Девушка бросила взгляд на наручные часы — наследство от матери. Они были французского производства и работали на ее легенду. До десяти вечера, начала комендантского часа, оставалось несколько минут. Лизетта зевнула и потянулась, стряхивая сонное оцепенение. Жаль, нельзя почистить зубы — это ее мгновенно разбудило бы. Но ей не позволили взять с собой туалетные принадлежности.