Стивен Доунс - Париж на тарелке

Снаружи картошка оказалась хрустящей, а внутри воздушная мякоть просто таяла во рту. Ну отчего у нее такой изумительный вкус? Откуда он берется? Там, откуда я приехал, картошка представляла собой сущую гадость. Я быстро пришел к выводу, что Франция в моих глазах становится все более и более привлекательной. Однако, несмотря на то, что мясо с картошкой оказалось выше всяких похвал, вино принесли дрянное — кислое и слабое.

Потом подали салат. Я его поперчил и посолил. Затем взялся за масло и уж было собрался полить им зелень, как вдруг вмешался тот самый старичок за соседним столиком. «Нон, месье!» — воскликнул он. Улыбка исчезла с его лица. Он замотал головой, и я понял, что мне лучше поставить масло обратно на стол.

— Фэт л'еспас, — промолвил старик. Это было за пределами моего понимания. Старик поводил рукой из стороны в сторону.

Я взял ложку и принялся перемешивать листья салата. Еще один жест. Я покорно сдвинул часть салата в одну сторону. Старик улыбнулся. Вздохнув, я сдвинул всю зелень на край миски. Старик пришел в восторг. Я снова взялся за масло. Улыбка тотчас исчезла.

— Нон, месье!

Выглядел я, должно быть, озадаченно. Старик взял в руки собственные солонку и перечницу. Кивнув, я кинул в мисочку немного соли и перца. Мы одарили друг друга улыбками. Затем я снова принялся за масло. Старик выпростал руку и схватил меня за локоть.

— Паз анкор, месье!

Я снова поставил масло.

— Эн премье, лё винэгр.

Уксус, что ли? Надо полагать, что так. Я взял уксус. Мой наставник улыбнулся.

— Па тро! — с напором произнес он, чуть расставив большой и указательный палец. Ага, понятно, он хочет сказать, что уксуса надо совсем немного. Плеснув уксуса, я отставил бутылочку в сторону и в очередной раз взялся за масло.

— Бьен, — одобрительно кивнул старик.

Я налил масло и взболтал соус. Старик улыбнулся. Затем я сгреб салатные листья и перемешал их. Мой преподаватель с осознанием выполненного долга торжествующе воздел руки, словно тяжеловес, одержавший победу в чемпионате.

Интересно, сколько еще открытий таит в себе этот вечер? Особенно меня волновали открытия в области кулинарии, к которой, возможно, у меня проснется интерес. Как-никак я любил покушать. Да, у меня это не всегда получалось, но то дело другое.

Опустошив графин с вином, я выпил чашечку кофе. Чем бы еще заняться? В голове кружил водоворот самых разных вариантов. Я ощущал легкость, считал себя человеком искушенным. Мог бы вступить в спор с Сартром или взяться за дрессировку львов. Париж бодрил; совершенно незнакомый, чужой, он каким-то невероятным образом располагал к себе. Меня снова охватило такое чувство, будто я дома. Поведение французов не вызвало у меня отторжения. Оно мне нравилось. Их прямота и логичность казались человеку серьезному и практичному вполне естественными. Их восприятие окружающего мира представлялось своеобразным и экзотичным, но при этом вызывало симпатию. Что за удивительное сочетание! Я их немедленно простил за то, что они украли у нас стейк с картошкой. Обычно мужчинам дрожь не свойственна, однако сейчас меня охватила именно она. Как же сильно Франция отличалась от Англии, Англии, которая, как меня пытались убедить, была частью Европы. У меня не осталось никаких сомнений, что Франция представляла собой полную противоположность Великобритании. У нее хватало мужества, отваги и решимости вести себя так, как она считала нужным.

После обеда я прошелся по набережной, наслаждаясь непередаваемой атмосферой, которую создавали толпы элегантных пешеходов, беспокойный шум автомобилей, рев сирен полицейских машин и тонкий, изысканный аромат печенья.

Наконец я вернулся в гостиницу и принялся подниматься по ступенькам, мечтая о постели. В гостинице, пожалуй, стало тише. На четвертом этаже, в номере, дверь которого все так же оставалась открытой, по-прежнему сидели девушки. И снова курили. Дым над их головами сделался еще гуще. Запах стал еще слаще, и к нему теперь более явственно примешивался аромат трав. Я не стал смотреть на обитательниц странного номера и двинулся дальше. В этот момент миловидная смуглянка в черном шелковом лифчике едва заметно улыбнулась и пожала плечами. Медленно. Специально? Одна из лямок скользнула вниз по изгибу плеча. Мельком я разглядел самый краешек соска, показавшийся из кружевной чашечки. Девушка улыбнулась чуть шире и тут же надулась, словно маленькая девочка, у которой отобрали куклу. Я вспыхнул.