Стивен Доунс - Париж на тарелке

— Две вам будет вполне достаточно.

— Совершенно верно, — согласился я. Две звезды, три, четыре или двадцать шесть — главное, чтоб подушка была помягче.

— В двух звездах обычно селим студентов, — пояснила она. — Значит, так, вы будете жить в Латинском квартале. Там куча молодежи.

Она куда-то позвонила, что-то пробурчала в трубку и написала название гостиницы вместе с адресом на квитанции. Меня отправляли в отель «Пьервиг». Я решил уточнить название.

— «Пьервиг»! — с напором произнесла она.

Название напоминало звук кашля. Знаете, когда кашляют понарошку. Сама гостиница располагалась на бульваре Сен-Жермен. По идее, мне там должно понравиться. Она посоветовала мне взять такси и на прощание пожелала приятно провести время в Париже. Тряхнув челкой, тут же занялась следующим в очереди.

Ну вот и еще один шофер. Сейчас и на него произведу впечатление. Я сообщил ему адрес гостиницы, и мы отправились в путь. Ехали быстро. В такси пахло свежим пластиком и застарелым табачным дымом. Я опустил окна, чтобы вдохнуть полной грудью воздух Парижа. Чем пахнет Лондон, для меня уже не составляло секрета: там стоял запах, который иногда исходит от пожилых людей. Он мешался с вонью от старой резины. Знаком мне был и запах Сингапура — смесь ароматов канализации и китайских приправ. (Несколько позже я пришел к выводу, что в Нью-Йорке пахнет мокрой сталью и плащами.) Я принюхался. Париж пахнул благородным печеньем. Сладким, но при этом обладающим сложным вкусовым букетом. Аромат, в который так и хотелось впиться зубами.

Огни, которые расцвечивали город, напоминали бриллианты. Они висели гирляндами или обрамляли рекламу. Машины, грузовики и мотоциклы, мчавшиеся по улицам, казалось, вдыхали в город жизнь. Они были его кровью. Более того, дорожное движение здесь называлось «la circulation» — циркуляцией. Хотя, честно говоря, я думал, что пиликать здесь будут больше. На самом деле я слышал лишь тихое гудение — Париж словно подавлял все, что могло отвлечь от него внимание. Столица Франции напоминала мне стриптизершу, которая без музыки способна соблазнить тебя одним лишь видом, молчанием, стилем. Время от времени, когда машина начинала скользить по брусчатке, мерный гул прерывался чувственным гармоничным «б-р-р-р-р-р». Широкие залитые светом бульвары сменялись узкими темными улочками, обрамленными утесами зданий. По тротуарам элегантно шли женщины.

Машина остановилась на углу. «Се ла, месье», — произнес шофер. Это и вправду была гостиница «Пьервиг». Над балконом второго этажа горела скромная вывеска с названием. Шрифт был такой, словно его разработкой занимался школьник, увлекающийся модерном. Взяв чемодан, я направился к гостинице. В дверь смог протиснуться с большим трудом.

Стойка регистрации была размером со шкаф. Слева располагалась ниша, висела полка с ячейками для ключей. Справа я увидел дверь, на которой одними заглавными буквами было написано «SALLE А MANGER». В двух шагах начиналась деревянная винтовая лестница, исчезавшая где-то в высоте. Из-за двери показалась крупная женщина в украшенном цветами переднике. Я заметил, что у нее размазалась губная помада.

— Месье? — вопросительным тоном произнесла она.

Я показал ей квитанцию. Она сердито на нее посмотрела и, задев меня, проскользнула к нише, сухо бросив «извините». Захлопнув дверцу стойки на петле, повернулась ко мне и потребовала паспорт. Прежде чем записать нужные данные, она несколько раз перевела взгляд с фотографии в паспорте на мое лицо и обратно. Неужели же думала, что я собираюсь провести в этой гостинице всю жизнь? Выдав ключ, ткнула указательным пальцем в сторону лестницы, сказав, что мой номер располагается на «сэнкьем этаж».

Нам с чемоданом предстояло совершить последний рывок на сегодняшний день. Я и представить себе не мог, что на свете еще остались мастера, способные изготовить столь узкие и крутые винтовые лестницы. На каждом этаже имелась площадка размером с мусульманский молитвенный коврик и три двери. Некоторые из этих дверей были приоткрыты, будоража любопытство, а из-за других доносились обрывки фраз на французском. За приоткрытой дверью на четвертом этаже я разглядел двух девушек, сидящих развалясь на постели, убранной сбившимся покрывалом с изображением китайских роз. Над головами девушек вращались клубы сладковатого дыма. Девушки, на вид лет двадцати, были смуглокожими и большеглазыми. Одна из них, с мелированными волосами, красовалась в пеньюаре. Ее подруга сидела в джинсах… и лифчике. Обе подружки болтали босыми ногами. Без всякого сочувствия они наблюдали за тем, как я, сражаясь с чемоданом, поднимаюсь по лестнице. Одарив их улыбкой, я продолжил свое восхождение.