Андрей Дитцель - Кентавр vs. Сатир

Когда мы впервые оказались совсем-совсем вдвоём, — на вечеринке в феврале, ненадолго оставив друзей, чтобы спуститься на улицу, — сразу взялись за руки и побежали к реке. Мы летели через порт и, задыхаясь, рассказывали что-то глупое друг другу. Мне кажется, что мы бежим до сих пор, потому что вокруг такое мельтешение пейзажей, обстоятельств и лиц… Но от этого не наваливается усталость. Сломанные рёбра и порванные лёгкие, по большому счету, тоже ерунда. Как и состояние банковского счета. И обилие прочих досадных мелочей бытового, житейского и потребительского плана. Потому что у меня есть мой брутальный и нежный Ваня. Потому что я люблю его.

Иногда я кажусь сам себе скучным или медлительным. Но Ваня целует меня в глаза, и неуверенность сразу проходит. А ещё он умеет собирать и минутами хранить, складывая лодочкой ладонь, запах живого или сорванного цветка. Он и сам пахнет смородиной, полынью, мёдом, луком, и у меня уже собрано много историй про каждый из этих запахов.

В довелосипедную эпоху у меня ломались пуговицы или молнии, а теперь штаны до этого не доживают — стандартно протирается и рвется одна и та же зона, по седлу. Купил впрок двое простых джинсов. Трогал и нюхал чёрную косуху, на что Ваня в очередной раз заметил, что меня не отпускают восьмидесятые. Ну не виноват же я, что бытовая эстетика тогда, в детстве, сформировалась. Меня просто гипнотизируют расстёгнутые джинсовые рубашки мужчин и лосины на женщинах.

Ваня чуть-чуть нервничал на выходе из магазина. Я не мог понять из-за чего, пока мы не оказались на улице. Мне были вручены трусы супермена, синие, с красным значком поверх гениталий — подарок на день писателя.

Приятель прислал вечером сообщение, хвалил какой-то XL–CUT. «Что это такое?» — спросил Ваня. «18–20 см., обрезанный», — предположил я на основании знания субкультурного кода, хотя причины откровенности отправителя смс мне оставались неясны.

Оказалось, так парикмахерская называется.

Рейн в переводе Майкова быстроводный, хотя у Гейне вообще-то спокойнотекущий. Мой герой уже спал, я вышел к воде. Здесь Эльба, а не Рейн, но с недавних пор над портом живет неоновая Лорелея.

Я был уверен, что в нашей части порта, среди офисов, потеснивших рыбопереработку, не осталось ничего занимательного. Секс-индустрия на Репербане, травка на Хафентреппе. Сколько раз перемещался ночью по окрестностям дома — ничего не замечал. Но на этот раз ко мне приближались (и отдалялись) странные силуэты, то мужчина в спортивном костюме — на спортсмена он не был похож, — то женщина в дутой куртке и высоких сапогах. На углу улицы дежурил старенький «фольксваген» с приоткрытой дверцей и светом в салоне. Возле него прогуливалась ещё одна женщина, насколько я мог разобрать — в густом гриме. На капоте машины стоял позолоченный ангел почти в человеческий рост — то ли из католического ширпотреба, то ли из погребального хозяйства. Наверное, маяк для моряков и дальнобойщиков.

Ваня всегда принимает самые правильные решения. В последний вечер перед тем, как нужно было разобрать дюссельдорфскую квартиру, он не стал заниматься утряской и упаковкой вещей, а поехал смотреть новую Пину Бауш — и сам танцевать. И познакомился ночью в танго-салоне с человеком, которому на следующий день тоже нужно было переезжать в Гамбург.

И вот. Человеку Торстену, его жене и двум дочкам (которых мы, правда, не увидели) — искренняя благодарность. Прихватить, переезжая в другой город, кого-то практически незнакомого, да ещё с книгами, диваном и двумя-тремя шкафами, помочь с погрузкой и разгрузкой, — проявление человеческого братства и по русским, и по немецким меркам совершенно невероятное. Мы помогли Торстену с его коробками, но наш груз, пожалуй, был больше и тяжелее.

Ничто так не распаляет влюбленных, как совместный ремонт и перестановка мебели. Не важно, что дом вверх дном, что в какие-то детские восемь вечера в дверь ломился сосед и на ужасном саксонском наречии грозил всеми небесными карами. У нас изысканные завтраки и ужины. А сегодня был изысканный обед в Самом Грязном Макдоналдсе в Мире, в середине Репербана, куда каждый уважающий себя человек обязан заглядывать хотя бы раз в год, чтобы быть ближе к народу.

К нашему с Ваней-Йоханнесом удивлению, заведение покрасили свежей краской, пусть и поверх старой, шелушащейся. Ещё больше мы удивились, когда отлепили с салатиков, кофе и картошек наклейки мгновенной лотереи и выиграли два пирожка с яблоками и мобильник «BlackBerry». А картошка была пересолена.