Хербьерг Вассму - Книга Дины

— Ты сама, Стине, благословение Божье! — прервала ее Дина.

Стине медленно шла из Дома Дины. Глаза у нее потемнели и пристально смотрели вдаль. Она забыла на стуле свою шаль. Но возвращаться за ней не стала, хотя и было холодно.

Она долго стояла на крыльце кухни и разглядывала сосульки, свисавшие со стрехи. Олине возилась на кухне спиной к окну.

Дина послала за Фомой и поведала ему о своих планах относительно его будущего.

Фома остолбенел, словно кто-то прибил его к полу. Лицо у него сделалось совершенно беспомощным.

— Ты не можешь этого хотеть! — прошептал он.

— Почему? Это было бы замечательно. Вы бы жили в этом доме как баре!

— Дина! — Он задохнулся. Его взгляд ощупью, вслепую искал ее.

— Все, что делает Стине, отмечено благословением Божьим.

— Нет!

— Почему нет?

— Ты сама знаешь. Я не могу жениться!

— Так и будешь жить здесь холостяком всю жизнь? Он вздрогнул, будто она его ударила. Но промолчал.

— Ты слишком размечтался, Фома! Я предлагаю тебе хороший выход. Так будет лучше для всех нас.

— Тебе не нравится, что я вижу все твои поступки, — откровенно сказал он.

— Наблюдать за моими поступками — не лучшее будущее для тебя.

— Но раньше… я был хорош!

— Не будем говорить о том, что было раньше! — отрубила она.

— Ты недобрая!

— Ты считаешь, что такое предложение мог сделать злой человек?

— Да! — хрипло сказал он, надел шапку и хотел уйти.

— Ты понимаешь, что неженатым тебе нельзя оставаться в Рейнснесе?

— С каких это пор?

— С тех пор, как я заметила, что ты неотступно следишь за мной, — тихо, но выразительно сказала она.

Он ушел прежде, чем она прогнала его.

Весь вечер Дина ходила по комнате, хотя ее ждала работа.

Пришла служанка, чтобы протопить печку в спальне, но Дина прогнала ее.

В доме было темно и тихо.

Фома ужинал у Олине на кухне. Туда зачем-то зашла Стине.

Увидев Фому, она залилась краской и быстро ушла. Фома чувствовал себя как на раскаленной сковородке. Плечи у него поникли, он нехотя жевал кашу.

— Что, каша холодная? — спросила Олине.

— Нет, сохрани Боже, нет, каша хорошая, — смущенно пробормотал он.

— Чего голову повесил? — Я?

— И ты. И Стине тоже. Что случилось?

— Дина хочет поженить нас! — вырвалось у Фомы прежде, чем он успел подумать.

Олине поджала губы, как будто завинтила на ночь печные дверцы.

— Друг на друге или каждого по отдельности? — спросила она, словно это было для нее новостью.

— Друг на друге.

— Между вами что-нибудь было?

— Нет! — сердито ответил он.

— Вот как…

— Нельзя ни с того ни с сего заставлять людей жениться, — прошептал Фома.

Олине молчала и гремела чашками на столе. Наконец сказала:

— Дина стала все больше походить на ленсмана.

— Ты права, — согласился Фома.

— А Стине согласна выйти за тебя?

— Не знаю, я не думал об этом, — смутился он.

— Может, это было бы не так уж плохо, Фома?

— Что ты хочешь этим сказать?

— Может, это неплохой выход?

Фома отодвинул чашку с кофе, схватил шапку и бросился к двери.

— Плевать я хотел на то, что в Рейнснесе считается хорошим выходом! — крикнул он из сеней.

Наутро Фома исчез. Никто не знал, куда он ушел.

На третий день он спустился с горы, одежда на нем была изодрана, и от него несло перегаром.

Он наелся на кухне, а потом завалился спать и проспал целые сутки. Проснулся он оттого, что Дина трясла его за плечо. Сначала он решил, что она ему снится. Потом вытаращил на нее глаза и сел.

По стойке «смирно» перед Диной Грёнэльв, горько подумал он, когда сообразил, кто перед ним. Годами он униженно ловил ее взгляд, слово, жест.

— Я вижу, Фома, ты устроил себе передышку. И это перед Рождеством, когда столько работы! — спокойно сказала Дина.

С похмелья в голове у него стоял грохот.

— Ты не боишься, что тебя выгонят?

— Нет, — равнодушно ответил он.

Дина оторопела от такой откровенности, но тут же оправилась:

— Собирайся на работу!

— Что прикажет хозяйка Рейнснеса? Обслужить ее спереди или сзади?

За окном ветер гремел железным ведром.

Она ударила его. Со всей силы. Тут же у него из носа хлынула кровь. Он сидел на кровати и смотрел на Дину. Кровь текла все сильнее. Красная горячая река струилась по губам, по шее и подбородку. Стекала в открытый ворот рубахи, окрашивая красным рыжие волосы на груди.

Фома не вытирал кровь. Сидел неподвижно со злой усмешкой, кровь все текла и текла.

Дина кашлянула. Ее слова громыхнули, как камнепад: