Хербьерг Вассму - Сын счастья

Одних учителей презирали, другими восхищались. Третьи становились предметом жгучего интереса. Особенно это касалось тех, кто преподавал в Южной женской гимназии или в школе фрекен Тесен и фрекен Брек.

Ректор Блум был страстный любитель газет и в счет не шел. В то время как гимназисты корпели над переводами с немецкого, он занимался своими статьями. Он был поглощен своим делом, однако его тело и глаза присутствовали в классе. И никто не понимал, видит ли он проделки учеников. Шутить с ним было опасно. Он внушал к себе уважение, которое было трудно объяснить. Очевидно, все дело было в том, что он публиковал статьи в «Тромсё Стифтстиденде». С этим нельзя было не считаться.

Уже первый раз идя по улице Фредерика Ланге к дому шкипера Вита, Вениамин вынужден был признаться себе, что ему нравится место ссылки. Он забыл все, чем мысленно раньше пугал себя.

Запахи. Спешащие люди. Звуки, доносившиеся из мастерских ремесленников, что стояли на берегу, суда с чужими флагами, необычно одетые иноземцы, которые на шлюпках прибывали на берег. Ему нравились даже неприступные горы по ту сторону пролива, не позволявшие видеть открытое море. Они как будто охраняли Вениамина. Уж коли ему было суждено оказаться на чужбине, хорошо, что здесь ничто не напоминало о Рейнснесе.

Сперва у него было чувство, будто он попал в сказочную страну. Он только не понимал, как к этому относиться. Когда же до него дошло, что ему предстоит долго прожить здесь, он решил, что этот город создан и существует исключительно для него. Иногда город казался ему главой в книге, которую он читает.

Но вот Андерс уехал домой, и Вениамин понял, что не достаточно просто захлопнуть книгу, чтобы выйти из нее. Что ему предстоит прожить здесь не один год, и с этим уже ничего не поделаешь.

Каждый вечер, когда кожевник возвращался домой и они садились обедать, Вениамину казалось, будто дом заколдован. И сам он заточен здесь с драконом и этой заколдованной женщиной с непонятным выражением лица. В доме было много комнат, в которые ему не разрешалось заходить. И если б он нарушил запрет, наверняка случилось бы что-нибудь ужасное.

Хозяева обещали Андерсу, что отведут Вениамину лучшую комнату. Два высоких окна тупо упирались в какой-то сарай, притулившийся к забору. Черная чугунная печь пахла краской, которой ее покрывали, чтобы она блестела.

Вениамин ел за одним столом с этой крупной темноволосой женщиной, скрывавшей от мужа свою суть. Кожевник покашливал и недоверчиво переводил взгляд с предмета на предмет. Словно подозревал в чем-то всех и вся. Или боялся услышать что-нибудь такое, чего не в силах будет вынести. Что-нибудь, что развеет сразу все чары.

Вениамин не мог понять, как кожевник относится к тому, что он живет у него в доме. Ни он, ни его жена никак не проявляли своего отношения к нему. Слова их ничего не выражали. Наверное, когда-то давно им отвели несколько слов, которыми они могли пользоваться.

Пока Андерс не уехал, в поведении кожевника и его жены не было ничего необычного. Но после его отъезда они начали меняться. День ото дня. Становились какими-то ненастоящими. Вениамин копил тому доказательства. У фру Андреа, например, на затылке был скрытый глаз. Стоило ему за ее спиной представить себе, что он ставит ей на зад кувшин, как она тут же оборачивалась.

Ему нужно было привыкнуть не только к запаху этого дома. Его, например, пугали руки кожевника. В первую неделю они были почти обыкновенные. Потом с каждым днем стали приобретать цвет меди. К тому же они были покрыты черными волосами. Даже суставы пальцев.

Вениамин заставлял себя не смотреть на его руки. Но это давалось ему с трудом.

Пища здесь тоже была какая-то ненастоящая. Вернее, заколдованная. Как бы она ни выглядела, вкус у нее всегда был одинаковый. Вениамина это удивляло. Ему казалось, что столовая кожевника находится на дне моря. Здесь колыхались темные леса водорослей, виднелись скользкие скалы и расщелины. Вокруг плавали существа с раскрытыми ртами и острыми плавниками. Коричневые цветы и стебли, разбросанные по обоям темной столовой, и были этими колышущимися водорослями и скользкими существами. До самого потолка столовая была набита мертвыми, непроизнесенными словами. Да и какие слова могли бы выжить в этой стихии, даже если б у них и были жабры!

Здесь в воздухе витали тайны, но Вениамин не успевал уловить их. Что-то в доме напоминало ему о грязных овчинных одеялах рыбаков, вернувшихся с Лофотенов. И о запахе, несвежем запахе помещения, где люди долгое время спали не раздеваясь.