Виктор Корнев - Четыре реки жизни

Под осень просыпался древний охотничий мужской инстинкт. Начинали шастать по кустам, находили и срезали прилично изогнутые заготовки для луков. Самые лучшие получались из черемухи и американского клена. На свалках у магазинов отыскивались куски шпагата, лишь потом стали применять прочную жилку и стальную струну, прилаживали самодельную тетиву, как надо, и лук готов. В качестве стрел использовали прочные, сухие стебли конопли или сухого ивняка. Наконечники сворачивали из консервной жести, иногда нитками с клеем приматывали легкое оперение к основанию стрелы. Оружие получалось достаточно грозным – двухмиллиметровая фанера пробивалась с пяти метров, поэтому во дворе не применяли его. Насмотревшись фильмов про индейцев, засунув топорики и ножи за поясные ремни, с гиком и ором устремлялись к далекой нашей Роще, где осенью не встретишь взрослого.

В Роще обычно и развертывались сражения и охота. Сначала соревновались на меткость по стрельбе из лука, шагов с двадцати в толстое дерево. Потом в него же метали топорики и ножи. Натренировавшись начинали охоту на живность. Все галки, вороны, утки и даже чайки были обстреляны нами из луков. Исчерпав запас стрел переходили на метание камней. Соревновались и на дальность и на «целкость», и на «блинчики» по воде. Благо, что перекат из «голышей» был рядом. Потом разжигали большой костер, пекли картошку, закусывали тем, что удалось стащить из дома, травили анекдоты, пели песни и шли домой к вечеру.

Лет с четырнадцати появилось увлечение мастерить самопалы и пугачи из трубок и начинять их головками от спичек. Технология изготовления напоминала ту, что показал Бодров - младший в своем фильме. Делали и двухствольные самопалы. Начиняли спичками так, что нередко трубки разрывало и обжигали руку. Но серьезных травм не было. Зато был звук выстрела, оглушительный, как у охотничьего ружья. После шестнадцати лет многие ребята неплохо стреляли с шестнадцатого калибра и потом стали заядлыми охотниками или военнослужащими.

Изобретательно ставили растяжки, капканы, самострелы. Открывает вор дверь сарая, а оттуда стрела! Одажды, чуть не пострадала мама. Утром пошла кур кормить, а я еще вечером, взгромоздил рычаг, чем переводят стрелки на ж/д., весом под пуд.

Открыла калитку, что-то зашумело наверху. Хорошо, что остановилась – через мгновение эта железяка рухнула на землю, лишь слегка задев ее ногу. В тот день я проспал кормежку кур, а она забыла про мою адскую машину.

На горячих кострах в огородах отковывали железные наконечники пик из 14-16 мм арматуры, остро затачивали их и насаживали на двухметровые дрыны, обтягивая проволокой. Такое страшнейшее оружие, пущенное крепкой мальчишеской рукой, пробивало насквозь доску сороковку. Были забавы и более страшные, но о них умолчу.

Компания у нас была, что надо. Еще десятилетними мы вырыли землянку, обшили земляные стены чистой толью и бумагой и в этом штабе намечали свои боевые действия и игры. Потом, после расформирования гарнизона долго использовали в качестве штаба, круглую юрту, где раньше хранились боеприпасы. Чтобы вырасти сильными и выносливыми ели сухую перловку, качались тяжелым железом, висели и подтягивались на всем, что попадалось в пути.

***

Глава 8. В метель на кладбище.

С девяти лет я катался на лыжах, сначала на самодельных, из двух струганных дощечек, с заостренными носами, потом на настоящих, магазинных, с желобком, но с расщепленными задними концами и всего метровой длины. На них научился летать с крутых трамплинов заброшенного карьера, а лет в тринадцать мне достались, от кого-то, длинные деревянные лыжи «Карелия», с настоящими палками, но с самодельными креплениями на валенки. Больше года осваивал соседние кручи и даже ходил на зимнюю рыбалку за три-четыре километра от дома. Затем в школе появились неплохие, по тем временам, беговые лыжи с креплениями на ботинки. Их давали старшеклассникам и тем, кто занимался в спортивных секциях. Будучи спортивным парнем, я нередко бегал на них на уроках физкультуры и на школьных соревнованиях. Как-то, набравшись храбрости, я упросил учителя дать мне лыжи домой, на выходной день.

Стоял прекрасный солнечный февраль, в спину дул ласковый ветер, когда мы шли небольшой компанией дворовых ребят по хорошо накатанной лыжне вокруг города, в направлении к реке. В те годы очень многие ходили на лыжах в нашем молодежном, спортивном городке. Все его широкие бульвары и окрестности были испещрены и размечены строчками лыжни. Катались и днем и вечерами, по освещенным улицам, но особенно много лыжников было в выходные дни. На трехкилометровой отметке нередко выставляли КП, где выдавали талон о пройденных километрах, который в конце зимы можно было поменять на значок и удостоверение. На КП, иногда, особенно по праздникам, поили чаем из бумажных стаканчиков и даже угощали блинами, бубликами и прочей вкусной снедью, причем детей обычно бесплатно. Таким отношением к людям руководители нашего города были на голову выше других, тем более нынешних. Хотя шел-то 57 год, всего немногим более 10 лет после войны, разрухи и голода. Однако, в тот раз праздника не было и мы, миновав речку, разделились – часть ватаги пошла по накатанной лыжне вдоль берега, двое повернули назад, лишь я один, на самых крутых лыжах, поехал к ближайшим горам, где летом мы обычно собирали вишню. В том месте до гор было менее 3-х километров, рукой подать.