Виктор Корнев - Четыре реки жизни

Плотный наст неплохо держал легкого лыжника, небольшой морозец давал прекрасное скольжение, а ветер в спину только, облегчал ход. Обкатав все ближайшие склоны, различной крутизны, я нашел длинный крутой спуск и много раз со свистом съезжал с него. Конечно, не обошлось и без падений. Время летело незаметно и, хорошо умаявшись, отправился в обратный путь. Солнце уже давно заволокло тучами, начиналась легкая метель, поэтому решил ехать кратчайшим прямым путем, через наш залив у ДОКа.

До дороги вдоль ДОКа с трудом добрался за час, что-то сильно устал и начали мерзнуть ноги в ботинках. Набившийся при падениях снег растаял, носки промокли и теперь все это замерзало. Холодный северо-западный ветер перешел в настоящую встречную пургу. Лыжи, на скользких участка дороги, не слушались ног, разъезжались или скрещивались, Идти же по свежевыпавшему, налипавшему на лыжи снегу обочин, было еще труднее.

Этот километр дороги вконец измотал меня. Силы таяли с каждой минутой, хотелось лечь и отдохнуть. Был бы хотя бы кусочек сахара или карамелька, но увы, в карманах хоть шаром покати. С трудом преодолел крутой бугор железнодорожной насыпи и рельсы дороги, что шла на гравийную фабрику. Оставалось перейти широкое поле, за ним новое кладбище и дорогу, а за дорогой первые бараки 3-го поселка – всего-то с километр, но мне он запомнился на всю жизнь. Уже стемнело.

Едва передвигая окоченевшие, бесчувственные ноги и тяжело опираясь на палки обессилившими руками, промерзший и продуваемый насквозь не на шутку разыгравшейся пургой, на одной лишь воле и злости, я медленно приближался к открытому со всех сторон кладбищу. Стало совсем темно, в десяти метрах ничего не видно. Лишь белая круговерть и черная бездна впереди. Вот наконец-то первая могила, какая радость, что не сбился с пути, и невысокая плита, за которой можно хоть чуть передохнуть от ветра и снега. Ноги вконец отказали и не слушались хозяина. Лыжи поминутно закапывались в снег, проваливались или разъезжались в стороны. Идти на них совсем больше не было сил. Мерзлыми, непослушными руками снял лыжи и вместе с палками прислонил к плите. Сижу, свернувшись в комок, за могильной плитой, а в голове мысли: «Не сиди, уснешь – замерзнешь». Совсем недавно прочитал книгу о Мересьеве-летчике. Страха, что ночью в пургу оказался один на кладбище, абсолютно не было, это же наша территория игр и походов на речку.

Усилием воли встал, прошел сотню метров, устал в конец, ноги уже отказали выше колен, не слушаются и стали, как ватные. Но уже, сквозь метель изредка проглядывал светлый круг лампочки, что на столбе у дороги. Решил сбросить ботинки и пробираться по глубокому снегу в носках. Сил хватило снять только один ботинок, второй железно примерз к ноге. Повесил ботинок на звезду ближайшего памятника и на четвереньках стал пробиваться на свет.

Весь залепленный снегом, с короткими передышками, где ползком, где перекатываясь с живота на спину и обратно, что значит был гимнастом, с трудом дополз до оврага перед дорогой. Дважды я поднимался по крутой снежной насыпи почти до вершины и дважды скатывался с нее. Такой был соблазн закопаться в снег на дне оврага, передохнуть и согреться, но мысль, что заснешь и замерзнешь, была сильнее этого соблазна. Прополз чуть дальше по оврагу, нашел более пологий склон и наискосок, упираясь коленками и руками в сугроб, перекатываясь, еле живой, наконец-то выполз на дорогу.

Я был спасен! Я на дороге, хотя по ней в это время и в хорошую-то погоду машину не встретишь, а сейчас тем более. От дороги до барака, последние сто-двести метров преодолел, где на коленях, помогая руками, где перекатываясь, где просто ползком, по-пластунски. Метров десять преодолею, передышка и со всей яростью снова ползу, пока не обессилю. Как назло, ни одной живой души, даже собаки и те не лают, видно забились в теплые места и пережидают метель. С трудом, на четвереньках, залез на низкое крыльцо барака. Спасительная дверь была не заперта, еще минута и я, сидя на полу, уже засовывал руки и ноги в теплую батарею барачного коридора.

Потом женщины рассказывали. Какой-то снежный ком забился у батареи в коридоре, сначала подумали, что это собака забежала, потом разглядели – пацан. Засунул руки и ноги в батарею, лицо белое, ни на что не реагирует, настолько замерз. Быстро раздели, до трусов и растерли руки и ноги в холодной воде, дали горячий чай, с самогонкой и сахаром, одели в теплый шерстяной свитер и уже через полчаса я ожил. Вскоре все знали, как я пробирался через кладбище по глубокому снегу в метель. А уже через час, окрепший, с восстановленными силами, отправился на поиски лыж и ботинка, в теплых валенках, шерстяном свитере и чужой сухой телогрейке.