Владимир Файнберг - Навстречу Нике

Даже сейчас нет у меня ни сил, ни желания рассказывать о том, к чему привела моя ошибка. Очевидная с самого начала. Можешь прочесть повесть «Что с тобой случилось, мальчик?» Там всё написано.

Поразительно, до чего человек может быть слеп! Смотреть в упор и не видеть. Ведь Господь никогда ничего насильно не навязывает. Только предостерегает…

К лету после работы в Ялте киноэкспедиция перебазировалась на натурные съёмки в плавни Днепра, в Новую Каховку.

Я ехал вместе со съёмочной группой в автобусе, слушая увещевания прибывшего к нам из Москвы члена редакционной коллегии студии.

— Почему ваш Валера ловит рыбу? Пусть мать заставляет его ловить жаб. Ну, хорошо, лягушек! Для сдачи в совхоз, который поставляет этих тварей для продажи во Францию! Так будет противнее, согласны? Гениально? Ну, почему вам не нравится моя находка?

Я отмалчивался. Даже спорить не хотел с этим самодовольным дураком, явившимся к нам в командировку, чтобы за казённый счет побездельничать сначала на ялтинском, а теперь и на днепровском пляже.

Больше всего я боялся, чтобы он не поделился своей «находкой» с режиссёром. Тот исполнял все повеления начальства, не дожидаясь моего согласия. Поэтому, когда по выезде из Крыма, где–то за Перекопом на развилке показалось придорожное кафе, я, чтобы прекратить этот разговор, обратился к сидящим в автобусе:

— Давайте остановимся. Пообедаем.

Кафе было чистенькое. И борщ, и чебуреки отменного качества. На столе появилась водка. Ваза с черешней. Киношники шумно обсуждали свои дела.

Официантка сбивалась с ног, обслуживая нас. При этом она жадно прислушивалась к разговорам, так и норовила задержаться у столиков.

Когда все рассчитались и вышли к автобусу, она вдруг бросилась за нами, стала сперва шёпотом, а потом и рыдая во весь голос, умолять каждого:

— Родненькие! Заберите с собой! Ещё не старая, тридцать пятый пошёл. У всех своя хата, дети, семья… Пропадаю среди чужих людей, роблю и за судомойку и подавальщицу за харчи. А на что харчи, если жизни нет? Хозяин старый, дерётся… Вокруг никого нет, только проезжие. Одна я тут! Может, кто в жёны возьмёт? Верной жинкой буду, обстирывать буду, кормить, всё сроблю! Дитё лелеять стану, як свою кровиночку! Хлопцы, не уезжайте так, возьмите с собой Христа ради!

Автобус отъезжал, а она всё стояла на дороге и плакала.

Поразило тогда, что она – моя ровесница, что у неё та же тоска…

— Что ж ты, Стас? – приставали в автобусе к нашему звукооператору. – Девка красивая. Мог бы прихватить!

Некое жало вошло в меня. В те несколько месяцев, пока длились съёмки, я неприкаянно шастал в лодке–плоскодонке по днепровским рукавам – протокам между островами, ловил краснопёрку и сомов. Тяжёлое предчувствие совершаемой ошибки усиливалось. Но уже было дано обещание моей будущей жене и её родителям…

Как всегда, спасало творчество. В номере стоящей над самой рекой гостиницы кончал я работу над постановкой своего сценария на бумаге. Никто об этом не ведал.

И здесь повар вносил каждый раз в ресторанный зал горы свежезажаренной рыбы. А режиссёр произносил тосты во здравие удачливого рыбака.

Так получилось, что, когда я закончил книгу, начальник местной рыбоохраны доверил мне на несколько дней свой моторный катер с каютой.

…Ночь, полная звёзд. Я стою у штурвальчика. На мачте над моей головой светит топовый фонарь. Справа по борту – зелёный огонёк, слева – красный. Глухо урчит двигатель.

Моё судёнышко возвращается против течения из плаванья в Херсон, где я приобрёл для всей нашей братии в честь окончания съёмочного периода два ящика чешского пива.

Исполнилась моя капитанская мечта. Пусть маленький, но настоящий кораблик веду в ночи параллельно светящемуся бакенами фарватеру, чтобы не столкнуться с надвигающимися из темноты громадами теплоходов и барж.

Пусть штурвальчик маленький, мачта невысока. Всё по–настоящему! Как в море. Как в океане.

И мне не стыдно при полном отсутствии слуха запеть: «Шаланды полные кефали в Одессу Костя приводил…»

Из темноты берега раздаётся близкий голос:

— Эй, на катере, спичек нет?

Это оказался один из подростков, пасущих колхозных коней.

Кинул я ему единственный коробок. Вспомнил о «русалке» в Солотче. Петь расхотелось.

К осени фильм «Валера» вышел на экраны страны. До сих пор его иногда показывают по телевидению. А в семидесятом году стотысячным тиражом была издана книга о мальчике Валере – «Завтрашний ветер». Её мне не стыдно.