Владимир Файнберг - Навстречу Нике

Сдирать с себя липнущую к телу одежду крайне неудобно, скажу я тебе. Тем более, в темноте контейнера.

И всё–таки, набив несколько ссадин, я исхитрился раздеться догола. Выжал вещи. Теперь предстояло напялить их на себя.

Вдруг грузовик резко затормозил. Тяжёлая дверь контейнера от этого распахнулась.

Здесь, в центре Москвы, оказывается, не было никакого ливня. Ярко светило солнце. Грузовик стоял перед красным сигналом светофора.

А на троллейбусной остановке толпились люди. И они увидели, как абсолютно голый человек в кровоподтёках, выйдя из контейнера, пытается потянуть на себя его дверь. Видела бы ты их изумление и ужас!

…С тех пор по Москве поползли слухи, о том, что КГБ перевозит свои жертвы в голом виде в контейнерах с надписью «Таранавто». Сам слышал.

…Один в квартире, где повсюду попадаются твои игрушки. Грустно покачиваются в проёме двери у входа в спальню разноцветные деревянные качели.

Выхожу в уставленную и увешанную цветами лоджию. Сверху, с нашего третьего этажа виден красный «запорожец», скромно стоящий у тротуара в ряду иномарок и «жигулей».

Кажется, очень скоро и у нас появятся «жигули»! В семейной жизни произойдёт революция – Марина сядет за руль. Возникнет повод для постоянного беспокойства за неё. И за тебя тоже.

Маринина мама продала свою квартиру в Киеве, уезжает навсегда в Германию, в город Ганновер, куда несколько лет назад уже переехала с мужем и дочерью младшая сестра Марины.

Германия во искупление своей страшной вины перед убитыми во времена фашистского рейха миллионами евреев теперь принимает у себя любого, в ком течёт еврейская кровь, обеспечивает вполне приличное жильё, ежемесячное пособие.

Конечно, всё это замечательно. Удивительно. Дай Бог здоровья бабушке Ляле, как ты её называла, когда она приезжала к нам погостить.

Про мою маму ты говоришь: «У меня есть бабушка Белла, которая на небе».

…Гложет только одна мысль: какое отношение имеют люди, уезжающие вкусить комфортное, дармовое существование, к тем, кто пережил пароксизм ареста, эсэсовских концентрационных лагерей, непреходящий смертный страх перед неизбежной гибелью, кто, порой с ребёнком на руках, видел последнее, что было суждено увидеть на земле – хари автоматчиков в нацистской форме. Или вдохнул ядовитый газ «циклон», прежде чем быть брошенным в огненную пасть крематория.

Мне скажут: «И оставшиеся в живых евреи познали голод, бомбёжки, эвакуацию». А русские, украинцы, белорусы, молдаване?..

Я бы ни за что не поехал жить в Германию ещё и потому, что там на полях, уже смешанный с землёй, вопиет прах, развеянный из труб крематориев, пепел замученных моих одноплеменников, которых я, будучи тогда мальчишкой, не смог уберечь.

Господи! Прости меня за то, что я не могу простить!

…Так вот, бабушка Ляля доживает последние недели в уже проданной квартире. Полученные 18 тысяч долларов она разделила на три равные части. Одна часть – младшей дочери, одна – себе, шесть тысяч благородно дарит нам.

Марина сразу решила, что это неожиданно свалившееся богатство она тоже разделит на три части. Купит, пусть не новые, «жигули», устроит капитальный ремонт квартиры с заменой кухонной мебели. Оставшаяся треть денег пойдёт на мелкие семейные нужды, на поездку к дону Донато. Чтобы мы не слишком обременяли его.

Вчера Марина и ты уехали вечерним поездом «Москва–Киев» прощаться с бабушкой.

Полив цветы, заставляю себя вернуться к письменному столу. Если не работать изо дня в день, теряешь ритм, выпадаешь из в высшей степени своеобразного потока времени, вещей, людей и событий. Чем дольше перерыв, тем труднее вернуться.

Бывает, оторванный от работы, некоторое время чувствуешь себя, как рыба вынутая из воды, трепыхаешься, бьёшься. Затем, если всё же не удалось вовремя включиться, всё засыхает, мертвеет. Настаёт критический момент, когда ты уже не можешь вернуться в тот самый поток…

Настоящее творчество – это совсем другой способ познания, чем поневоле поверхностный, часто бессмысленный труд журналиста. Не только я, все, кто занимается журналистикой, знают о ничтожном коэффициенте полезного действия этого труда.

С самого начала внештатной деятельности я заподозрил бессмысленность этого занятия, но оно давало возможность приносить справки в дирекцию института, время от времени получать ничтожные гонорары. И познать страну. Со временем я объездил ее всю. Единственный регион, куда меня не заносило и где я так до сих пор не был – Урал.