Со стороны Парижа снова натягивает дождь. Хмуреет. И я бреду вслед за монахами.
По моей просьбе Марта приносит мне только большую чашку кофе и сыр на фаянсовой досочке. Монахи обедают. В тишине слышно лишь звяканье столовых приборов.
…Суток нет, как я в монастыре. А кажется — вечность. Вечную и действительно прекрасную историю узнал я сейчас. Павел, будучи Савлом, зверски изничтожал первых христиан. Христос совершил чудо, и Савл стал апостолом Павлом. И в те времена мог найтись такой же сукин сын, как я, не умеющий прощать. С другой стороны, если б мать этого мальчика Давида не погибла, могла бы она простить? Легко рассуждать о христианстве вообще. Но вот жизнь подвела к высокой нравственной планке, поднятой Христом. Хоть ползи под неё, себя не обманешь. Тем более Высшего Судью… Вот ведь, все‑таки попросил прощенья у отца Бернара, а сердце молчит. Господи, помилуй меня, грешного! Даже в эти минуты боюсь одного: не успеть задать своих вопросов, удовлетворить любопытство — как это он являлся во снах?
Через час в трапезную с мокрым зонтом в руке входит отец Андре.
— Идите. Настоятель ждёт.
…От дождя стемнело настолько, что у отца Бернара рядом с компьютером горит маленькая лампа. Он покоится, откинувшись в кресле, в полутьме, и порой кажется, что говорю уже не с человеком. С духом.
Едва войдя и усевшись напротив него, я поторопился задать все, или почти все накопившиеся вопросы. Он ни разу ни о чём не переспросил. Не перебил. Сидел молча.
В какой‑то момент я заподозрил, что он давно не слышит меня, уснул от слабости.
И наступила пауза.
Ты можешь понять, как стало мне совестно — докучаю своей навязчивостью смертельно больному… Подумал о том, что надо бежать за отцом Андре.
Но вот в тишине возникает голос.
— Ваши искания — искания многих людей. Вы — не исключение. Одни формулируют свои вопросы хорошо. Как Иов, кто очень страдал и хотел знать — за что? Другие формулируют плохо. У таких главное не ум, но сердце. В сердце своём вы уверены, что живёте праведно. Вы из тех, кто сам ставит себе оценки. Понятно, допустимо. Но тогда неизбежно начинаете ставить оценки другим… Кто есть вы? Господь Бог из города Москва? Кто есть я — вам известно.
— Отец Бернар, в самом деле, в последнее время я, видит Бог, во всех ситуациях старался быть христианином.
— Христос сказал в Гефсиманском саду: «Да будет воля Твоя». Умом вы, без сомнения, понимаете это. Однако, в вашем сердце «Да будет воля моя». Боитесь до конца отдаться воле Божьей.
Дозвольте действовать в вас Святому Духу. Вы же видите — ваше насилие над собой ни к чему не приводит. Только Бог в силах изменить нас. Учитесь видеть знаки таких перемен.
У вас суровое лицо. Оно бывает от одиночества. Как только примете мир и себя такими, как есть, вы станете открытым людям.
Христос говорит: «Будьте как дети». Думаю, вас должно тянуть к детям. У них есть, чего у нас мало. Учитесь у Христа и у детей. Дети не ставят себе плюсы и минусы. Недостаток нашего монастыря, что здесь не звучит детский смех. Христос радостен, окружён детьми.
Теперь главное, что имею вам сказать. Сейчас очень важный момент в истории мира, какой я оставляю. Пять лет назад я был в Нью–Йорке. Там на Манхеттене, в самом центре, билдинг, небоскрёб, и на нём три гигантские золотые цифры — 666. Всего только номер дома. Но не случайно. Предсказано в Апокалипсисе. И у всех, богатых и бедных, один вопрос — почему нет счастья? Не счастливый никто. Только такие, как мы с вами, имеем надежду, а потому счастливые: у нас Христос.
Здесь, на Западе, Библия есть в каждом доме. Теперь и у вас, в России, много Библий. Читают — не видят. Гипноз дьявола.
Слушаю этого уходящего в вечность человека, а в памяти мелькают бородатые молодчики в сапогах, продающие у метро газеты с крестом и свастикой — «Черная сотня», «Аль–Кодс»… Священники, проповедующие по радио, даже с амвона, ту же ненависть к евреям, католикам — ко всему нерусскому… И все это делается именем Христа.
Отец Бернар словно услышал мои мысли.
— В третьем тысячелетии, какое вы застанете, христианство должно стать иным. Качественно. По вашим вопросам, вашим книгам я вижу, как осуждаете Церковь. Да, у неё много болезней. Мы признаем. Живой организм иногда болеет. Не невидимая Церковь, но зримая — вся из таких, как мы с вами, живых людей. Грешных. Важно видеть эти болезни, не прятать их.
Все констатируют кризис христианского мира, коллапс цивилизации. К чести нашей Церкви, она осознала этот критический момент истории. В тысяча девятьсот шестьдесят первом году был созван Второй Ватиканский Собор. Консервативные епископы сопротивлялись новшествам. И тогда Папа Иоанн Двадцать Третий подошёл к окну, распахнул его, сказал: «Не хватает свежего воздуха!». Это означало — действия Святого Духа.
Читать дальше