Валерий Иванов - Последнее искушение Дьявола или Маргарита и Мастер

Возможно, они готовятся к решительным действиям? Но тогда об этом сообщили бы соглядатаи тайной службы наместника. И, почему не пытаются защищать своего учителя его верные ученики? Ведь никого из них не задержали, все они на свободе….

Приговоренного Синедрионом пленника вернули быстро. Прокуратор, за эти годы хорошо изучивший обычаи и символику иудейских властей, с удивлением увидел на его плечах светло-серое покрывало, означавшее, что галилеянский царь не видит вины своего подданного. Почти следом за ним быстро зашел взбешенный Каиафа.

— Галилеянский правитель намеренно противодействует синедриону. У него свои помыслы и свои цели. Ты же теперь нарочно не принимаешь решения об утверждении нашего приговора, — закричал он, уже от двери.

Центурион и охраняемый им арестант имели одинаково бесстрастные выражения лиц. Прокуратор же смотрел в окно, поворотившись к кричавшему спиной.

— Переменчива и жалка участь человека, — задумчиво и тихо пробормотал он.

— Человека — да. Но Небеса постоянны. Они не знают перемен и никогда не пребывают в суетном движении, — неожиданно звучно продолжил дискуссию арестованный.

Каиафа растерянно молчал, переводя непонимающий взгляд с одного на другого. Не дождавшись продолжения, он завопил, гневно простирая руки к наместнику. Слова, произнесенные им, дальше были гневливы и обличающи.

— Ты ждешь того дня, в который, по обычаям наших предков, мы не делаем никакой работы, никаких дел! Неужели ты намереваешься спасти этим гнусного преступника от казни?

— Распни его! — грянуло с площади.

— Нет, — прокуратор заносчиво поднял голову, уже приняв решение. Он обернулся и был спокоен. Осужденный на смерть человек перестал быть проблемой, став частью решения другой проблемы.

— Как? — это все что мог прохрипеть первосвященник, горло которого перехватило.

— Я не вижу вины этого человека, — высокомерный римлянин намеренно подчеркнул слово «человека», — как не усмотрел его вины и твой властительный соплеменник.

— Если у кесаря такие слуги, Рим скоро падет, как старый дряхлый ствол смоковницы, — Каиафа задыхался от бешенства.

— Ошибаешься, жалкий иудей! — прокуратор надменно вздернул подбородок, — римские орлы скоро расправят свои крылья над всем миром! Наш лозунг — пусть гибнет мир, да здравствует справедливость!

— Итак….

— Итак, я не утверждаю своей подписью приговор Синедриона и не скрепляю его печатью наместника Иудеи. Если он нарушил ваши законы, воздайте ему по заслугам сами. Но бойтесь ошибиться….

Прокуратор повернулся к центуриону, — передайте его начальнику тайной стражи Синедриона, — и, казалось, потерял всякий интерес к происходящему, крикнув в сторону двери, — обед мне!

Он подошел к медному рукомойнику, стоящему в углу, и демонстративно совершил омовение рук.

— Не я пролью кровь его, но сами иудеи, — пробормотал прокуратор, не разжимая плотно сомкнутых губ.

В глазах Каиафы, направленных на Пилата сквозила неприкрытая ненависть, рука судорожно сжимала посох, губы дергались, силясь что-то сказать.

— Ты не слуга своему кесарю!

— Свою верную службу цезарю я докажу сегодня же вечером, — насмешливо произнес римлянин, стряхивая прозрачные крупные капли воды на пол.

Первосвященник резко развернулся и вышел из зала, опередив легионера, положившего руку на плечо пленника….

Понтий Пилат имел отменную тайную службу в Иудее. Он знал, что в Иерусалиме множество людей сочувствуют пришлому проповеднику и готовы провозгласить его вождем. И имел подтверждение словам Каиафы о движущихся к городу толпах приверженцев нового мессии.

Вероятно, приговоренного к смерти пророка поведут через Судные ворота на нещадно выжженную солнцем площадку на вершине холма Голгофы, расположенного западнее Иерусалима. Там иудеи совершали свои казни, путем побития камнями, поскольку их обычаи запрещали делать это в стенах города.

В северные окна дворца Ирода это место прекрасно видно. Здесь и начнутся первые столкновения между стражниками Синедриона и сторонниками Иисуса. Надо дать им разгореться и перекинуться в город. Одна когорта пехотинцев была с прокуратором и охраняла дворец, в котором он остановился. Все остальные пешие и конные силы, стянутые заблаговременно со всей Иудеи, находились, невидимые, за северным отрогом Елеонской горы в полном вооружении и ждали только его команду.

При подавлении возникших массовых беспорядков, к сожалению, погибнет и первосвященник Каиафа.