Владимир Файнберг - Словарь для Ники

Я никак не мог вырваться из обступившей меня наглой толпы. Особенно неистовствовала одна старая цыганка, увешанная бусами и серьгами.

— Дай погадаю! Дай погадаю! Дай погадаю! Дай! — она останавливала меня, хватала за рукава рубахи, за брюки.

Я опаздывал на автобус.

И тогда, захваченный ритмом их завываний, я скорчил зловещую рожу и громко прорычал ей в лицо, используя пару цыганских слов, смысл которых не очень‑то понимал: — Цыганка! Цыганка!

В ужасе они прыснули от меня с воплями:

— Шайтан! Шайтан!

На автобус я все‑таки успел.

Когда во время путешествия по Средней Азии мы прибыли в Бухару, местное начальство приставило к нам очкастую экскурсоводшу Таню.

Дело происходило при советской власти. Я подбил поехать со мной в эту длительную командировку Александра Меня. Чтобы не создавать ему лишних неприятностей, всюду представлял его как профессора–историка, знакомящегося с древностями Востока.

Отца Александра действительно интересовали мечети, музеи, археологические раскопки.

«Все это я себе так и представлял!» — с восторгом повторял он, карабкаясь на развалины усыпальниц. Я едва поспевал за ним.

— А вы заметили, наша Таня то и дело украдкой осеняет себя крестным знамением? Сдается, что она брезгует мусульманскими святынями. У неё вид неофитки.

— Стерва! — сказал я и осёкся. Отец Александр не любил, когда осуждают других людей.

Коротко стриженная, похожая на постаревшего подростка, угрюмая девица оттарабанивала нам заученные в экскурсионном бюро исторические сведения, бесконечные местные легенды.

Как‑то мы пригласили её отобедать с нами с чайхане. Отец Александр спросил:

— Таня, в вашем арсенале есть история о немце, который в середине девятнадцатого века добрался сюда, в Бухару, через страны и пустыни, чтобы узнать о судьбе двух пропавших английских офицеров?

Оказалось, нет в арсенале Тани этой подлинной истории.

— Офицерам давно отрубили головы. Нарсула–хан, тогдашний эмир Бухары, пленил доброго немца и даже прислал к нему палача, чтобы тот заранее продумал, каким способом лучше казнить иноверца. К счастью, бедняге удалось бежать.

Таня перекрестилась и довольно злобно отреагировала: — Тут все они такие. Нехристи! Никому верить нельзя, не на кого положиться!

— Таня, простите, вы замужем? — как бы невзначай спросил отец Александр.

— Нет. Но у меня ребёнок от нелюбимого человека. Мальчик. У него церебральный паралич.

После обеда она повела нас в крепость–музей, где ещё возвышался жалкий дворец эмира бухарского.

Там она первым делом показала нам зиндан — яму–тюрьму, накрытую дощатым настилом. Сверху когда‑то былаконюшня. Испражнения лошадей просачивались сквозь щели на головы узников… В полутьме ямы можно было разглядеть манекены арестантов в рваных халатах.

Потом Таня повела нас через дворцовый двор поглядеть на гарем эмира. Во дворе стоял привязанный к столбу печальный верблюд. Возле него хищно дежурил фотограф.

Как мне показалось, отец Александр был не прочь увековечиться с верблюдом, заиметь столь экзотическое фото, но поскольку я решительно отказался фотографироваться, он пошёл вместе со мной и Таней во дворец.

Внутренней лестницей мы взобрались наверх и вышли на балкон, откуда стал виден внутренний дворик, обрамлённый трёхэтажным извилистым зданием со множеством балкончиков.

— Гарем! — с отвращением указала Таня. — Заведовала гаремом мать эмира. Отсюда она с сыном выбирала одну из выходящих на балкончики жён.

— Сколько же их было? — спросил я.

— Несколько сотен. Представляете, какое количество детей… — Думаю, у библейского царя Соломона было ещё больше, — улыбнулся отец Александр, — Тогда это считалось престижным, в порядке вещей.

Вдруг он взглянул на Таню, спросил:

— Как зовут вашего мальчика?

— Миша, — оторопела она.

— Таня, давайте помолимся за Мишу и за вас! Для начала знаете «Отче наш»?

— А вы кто? — испугалась Таня.

— Священник.

…Мы стояли на балконе в одном из центров мусульманского мира, повторяли вслед за отцом Александром: «Отче наш, Который на небесах, да святится имя Твое…»

При произнесении этого слова у одних в мозгу возникает пёстрая карта, у других — глобус.

А я вижу каравеллу с тугими от ветра парусами.