Николай Нароков - Могу!

— Когда Виктор придет, вы не уходите! — попросила она Табурина. — С вами мне будет легче… Я без вас не смогу!

Табурин поднял глаза, чтобы о чем-то спросить и, может быть, запротестовать, но смолчал: он понял, почему она просит его не уходить.

Виктор вошел в дверь такой смущенный, такой нерешительный и робкий, такой «прежний», что Юлия Сергеевна сразу забыла обо всем, что тяготило ее. Она с напряженной пытливостью посмотрела на него и даже всматривалась: что в нем? какой он? Но Виктор был такой, каким был всегда. И это в чем-то успокоило и чем-то обрадовало ее, как будто она ждала и боялась, что в Викторе будет что-то новое. И она не удержалась, сделала шаг к нему и доверчиво протянула руки. И то, как она протянула их, подбодрило Виктора. Он подошел и, смотря прямо в глаза, сказал, явно волнуясь и не скрывая своего волнения:

— Я не знаю… Простите меня, но я не знаю, что говорить и… и как себя вести! Все это так тяжело и так страшно, что я… Я даже не знал все эти дни: можно ли мне прийти к вам?

Очень может быть, что он хотел сказать яснее, точнее и более открыто, но Табурин был тут, и он не смог говорить при нем то, что так хотел сказать.

Юлия Сергеевна на полсекунды глянула ему в глаза, и посмотрела тем взглядом, который может увидеть все. Она поверила: его глазам, голосу и тому, что он сказал. Но чуть только поверила, как тяжелая, злая мысль опять навалилась и придавила собой то, чему она поверила. И, поддавшись этой мысли, она коротко и сухо сказала:

— Садитесь, прошу вас.

А когда сели, то не знали, с чего начать и о чем говорить. Раза два посмотрели один на другого, но оба посмотрели так, чтобы другой не увидел этого взгляда. Табурин сердито засопел и отвернулся.

— Вас уже допрашивал следователь? — нашел он вопрос, чтобы прервать молчание.

— Ах, да! — спохватилась Юлия Сергеевна. — Допрашивал? О чем? Что вы ему сказали?

Виктор начал рассказывать, но как-то очень быстро рассказал уже все. Он замялся, замолчал и беспомощно посмотрел на Юлию Сергеевну. Но та молчала и смотрела в сторону. Табурин опять выручил:

— А про окно он вас спрашивал?

— Ах, да! — вспомнил Виктор. — Об окне он главным образом и говорил. А я уверен, что и закрыл, и запер его.

— Но как же так? — стараясь не смотреть на Виктора, спросила Юлия Сергеевна. — Вы говорите, что заперли окно на задвижку, а «он» свободно открыл его. Как же это так?

— А вот так! — вспылил Табурин. — Запертое изнутри окно нельзя открыть снаружи, не разбив или не вынув стекла! И если его все же открыли, то, значит, оно не было заперто. Вы говорите, что заперли его? Значит, после того его кто-то открыл. Это и младенцу ясно! Колоссально ясно!

— Но кто же мог открыть? — не скрывая своего страха, спросила Юлия Сергеевна и, словно бы невольно, мимолетно глянула на Виктора. Но тут же испугалась своего взгляда и спрятала его.

— Вот в том-то и дело! — совсем уже рассердился Табурин, и нельзя было понять, на что он сердится. — Кто его открыл?

Виктор опустил глаза. Верят ему здесь или не верят? Юлия Сергеевна заметила это движение и поняла его по-своему, как подсказывала ей ее догадка. И со строгой неприязнью посмотрела на Виктора: пристально и пытливо. И, не увидя ничего, отвернулась с непроницаемым лицом.

Табурин встал с кресла и прошелся по комнате с таким видом, будто он хочет размяться. Рассеянно посмотрел по сторонам, подошел к двери и остановился около нее. А потом притворился, будто вспомнил что-то нужное и неотложное и вышел из комнаты. Но вышел не просто, а как бы юркнул в дверь, быстро и незаметно.

Юлия Сергеевна сердито посмотрела ему вслед: ведь она просила его не уходить и быть в комнате с нею. Но тут же поняла, что ему надо было уйти: в первые минуты встречи он помог ей, а от того разговора, который должен сейчас начаться, ушел. «Какой он чуткий!» — благодарственно подумала она.

Две-три минуты сидели молча. Вдруг Юлия Сергеевна выпрямилась.

— У вас нет ничего, — строго и требовательно спросила она, — что вы хотели бы сказать мне?

Виктор сразу заволновался.

— Я… — слегка задыхаясь, ответил он. — У меня многое есть! Очень многое! У меня и во мне есть!..

— Да, да, конечно! — нетерпеливо остановила его Юлия Сергеевна. — Очень многое, да… Но ведь это вы говорите о том? О нашем прошлом?

— Да! Сейчас, конечно, все смешалось и спуталось… Все изменилось так, что я даже не понимаю, чем оно стало! И наше прошлое… чем стало оно?

— Да, вы правы: все смешалось и спуталось. Все изменилось. Но я не о том спрашиваю, не о прежнем! — с явным холодком словно бы отстранила она его. — Я о другом говорю… Вам нечего сказать мне о… другом?