Поттер стал проверять свою догадку. И чуть только он начал расспрашивать, чуть только он назвал имя Виктора, как всех словно бы прорвало: раньше люди, не сговариваясь между собой, скрытничали и умалчивали, а сейчас, наоборот, стали говорить открыто, прямо и даже охотно. Вероятно, то, что Поттер сам произнес вслух имя Виктора, сняло с них запрет: они увидели, что скрывать уже незачем, что следствию и без того многое известно, а поэтому словно бы обрадовались возможности говорить и даже начали щеголять своей осведомленностью. Говорили (особенно женщины) с каким-то затаенным и нечистым удовольствием, рассказывали не только то, что знали и видели, не только то, что слышали от других, но даже и то, что они сами придумали.
Поттер почти убедился в том, что «женщина нашлась», но делать выводы он себе не позволил. Из-за женщины ли совершено убийство? Это надо доказать.
— Во всяком случае, — сказал он Муррею, — какая-то дорожка перед нами открылась, и по ней нам надо пройти до конца. Приведет она куда-нибудь или не приведет, судить еще рано, но каждый шаг на ней надо осмотреть. Пойдите-ка по этой дорожке, изучите ее справа и слева! Не на ней ли, — улыбнулся он, — лежит наша пуговица и наш волос?
Юлию Сергеевну Поттер допросил на другой же день после убийства, когда он еще ничего не знал о Викторе, и когда никаких задних мыслей у него еще не было. О телефонном вызове из Канзас-Сити он уже слышал от Елизаветы Николаевны и от Табурина и, допрашивая Юлию Сергеевну, интересовался главным образом этим вызовом, видя его чрезвычайное значение.
— Голос, который говорил с вами по телефону, был женский и хриплый? — спросил он.
— Да! Вернее, не хриплый, а слегка шепелявый… В нем был какой-то дефект, который мне трудно определить. Впрочем, мне это, может быть, только так показалось? Я тогда была так взволнована!..
— И по-английски говорили плохо? С французским акцентом?
— Да.
— Вы по-французски говорите?
— Да, но не очень свободно.
— Почему же вам кажется, что акцент был именно французский?
— Так мне показалось… Кроме того она… эта женщина… вставляла французские слова, когда не находила английских.
— Голос вам был совершенно незнаком?
— Совершенно незнаком. И мне показалось, что эта женщина очень торопится… Как будто хочет поскорее закончить разговор!
Поттер стал расспрашивать дальше и тщательно записывал все часы: когда был сделан вызов по телефону? когда Юлия Сергеевна решила, что поедет в Канзас-Сити? когда о ее отъезде узнал Табурин и Виктор? знала ли об этом Софья Андреевна, или она приехала вечером случайно?
Он просмотрел записанное и подумал.
— Значит, — подытожил он, — о вашей поездке в Канзас-Сити знали пятеро, не считая вас? Так? И все они узнали о ней только за несколько часов?
— Да… Я и сама не знала о ней раньше.
Поттер всматривался и вслушивался: нет ли в Юлии Сергеевне фальши и притворства? Она говорила с трудом, глотая слезы и плохо справляясь с дыханием, но говорила открыто и с несомненной прямотой. Поттер видел, как тягостен для нее допрос и поскорее освободил ее.
— Что вы скажете об этом телефонном вызове из Канзас-Сити? — спросил он Муррея.
Муррей посмотрел искоса: хитро и лукаво.
— Я раньше всего хотел бы знать, — подчеркивая свои слова, ответил он, — был ли действительно этот вызов и этот разговор?
— Гм! — слегка задумался Поттер. — Вы предполагаете, что никакого вызова не было? Что это — выдумка госпожи Потоковой? Конечно, надо сделать такое предположение, но… Но если вызова не было, то скажу вам, что сейчас перед нами сидела гениальная притворщица.
Проверить вызов было нетрудно: он был зарегистрирован и в Канзас-Сити, и на местной станции. Уважая тайну телефонных разговоров, Поттер не спрашивал о нем и о его содержании, а интересовался только фактом: был ли такого-то числа такой-то вызов? Дежурная телефонистка в Канзас-Сити подтвердила то, что говорила Юлия Сергеевна: вызов был, число и даже час сошлись. И добавила то, что не считала служебной тайной: голос, который вызывал, был женский, хриплый и с каким-то дефектом.
— Я это оттого так хорошо запомнила, — пояснила она, — что мне было трудно понимать эту даму, и я все время переспрашивала ее. К тому же она плохо говорила по-английски и все время бормотала: «merci» и «s’il vous plait»…
— Вы говорите по-французски?
— Нет! Но merci и s’il vous plait я понимаю.
— Вызов на станцию был сделан из автомата?
Читать дальше