Николай Нароков - Могу!

Некоторые утверждали, будто Ив — советский человек и бежал из СССР за год или два до войны. Кем он был в Советском Союзе, как и почему бежал, не знал никто, догадки же о нем и всевозможные слухи были чересчур фантастические. Некоторые любопытные доходили даже до того, что считали его лицом, приближенным к Ягоде, тайно работавшим в НКВД и исполнявшим там особые задания. Эти фантазеры утверждали, будто именно он сыграл видную роль в той группе, которая вела следствие по делу убийства Кирова, и по приказу самого Сталина провела это следствие так, что правда об убийстве была тщательно спрятана.

Другие фантазеры утверждали, будто он, приехав в Германию, чуть ли не сразу стал работать в Гестапо. Возможно, что он знал многое из того, что было очень полезно знать гитлеровской тайной полиции, а поэтому и сумел укрепить свое положение в ней. Возможно, что и в Швецию он попал тоже по особому заданию и свои дела со шведским железом вел только одновременно с другими делами, которые были ему поручены.

Близких людей около него не было. Были служащие, были слуги, были многие те, с которыми он связан своими делами, но близких людей не было. Софью Андреевну считали ему близкой, и она, несомненно, была ему ближе всех, но близость эта была странная, похожая не на близость друга, а на близость заговорщика. Участники преступных шаек бывают так близки друг к другу.

Его называли «дельцом», и он им был. Но никто его дел в точности не знал. Знали только, что он занимается крупным строительством новых поселков и спекулирует земельными участками. Но главным его делом были какие-то операции в Эквадоре, куда он часто, но не надолго летал. Там ему удалось скупить в горах участки с залежами урановой руды, и он широко ставил ее разработку. Возможно, конечно, что у него были и другие дела: человек с крепко сжатыми челюстями и с надменно развитыми надбровными дугами, конечно, не упускал ничего, что он мог бы сжать в кулаке и из чего он мог бы выдавить сок.

Жил он одиноко и очень скромно: небольшой дом с обстановкой средней руки, умеренная еда, долго ношенное платье, автомобиль пяти- шестилетнего срока. Он не покупал картин, не занимался благотворительностью и относился к женщинам с безразличным равнодушием. Жил он, несомненно, очень скучно, но вряд ли скучал. У себя принимал только по делу и сам в гости не ходил. Непонятным исключением, которое многих интересовало, была семья Потоковых: Георгий Васильевич и Юлия Сергеевна.

Он познакомился с ними еще до болезни Георгия Васильевича, когда начал давать ему крупные заказы на своих постройках. А когда Георгий Васильевич заболел, он вел дела с его помощником, но непременно настаивал на том, чтобы все контракты подписывала и Юлия Сергеевна: «Помощник — служащий, а вы — хозяйка!» — пояснял он. Зачем ему нужна была подпись Юлии Сергеевны, понять было трудно, но, считая ее хозяйкой, он время от времени заезжал к ней, чтобы поговорить о делах. Она в делах не разбиралась и отсылала его в контору, но он через неделю приезжал опять. А когда Георгий Васильевич отчасти поправился, он свои посещения даже участил.

Георгий Васильевич по своему простодушию полагал, что Ив приезжает к нему только по делу, но Юлия Сергеевна чувствовала другое, в чем она не могла дать отчета. И это другое заставляло ее настораживаться, когда Ив приезжал к ним. Она старалась быть приветливой и любезной, но не могла отделаться от неприятного чувства, вернее — ощущения.

— Я что-то такое чувствую при нем! — призналась она матери и мужу.

Елизавета Николаевна хорошо понимала ее и убежденно поддакивала:

— Флюиды! Это называется флюидами, Юлечка. От каждого человека исходят флюиды, это уже доказано! И они таковы, каков сам человек: злой человек — злые флюиды, добрый человек — добрые флюиды!

О флюидах Юлия Сергеевна ничего не знала, но когда Ив смотрел на нее, ей становилось не по себе, хотя в его взгляде не было ничего, кроме спокойного равнодушия. Никакими словами она не могла бы объяснить свое чувство, но не сомневалась: Ив приезжает совсем не по делу, а ради нее. «Что ему нужно? Чего он хочет?» Она спрашивала себя об этом, но ответить не могла. С несомненностью знала только одно: это не влюбленность, влюбленность она чувствовала бы. Но это было что-то другое.

Приезжал Ив всегда очень не надолго, деловито и слегка озабоченно. Поговорив минут 15–20, обрывал разговор и внезапно уезжал. Часто приезжал не один, а с Софьей Андреевной.

Если многое в жизни Ива было для всех темно и странно, то особенно темны и странны были его отношения с Софьей Андреевной. Кем она была вообще, и кем она была для Ива? Она считалась служащей его бюро и называлась старшим секретарем, но никакой работы в бюро не выполняла и даже редко бывала в нем. Но когда бывала, то вела себя крайне властно и независимо, так что со стороны можно было подумать, будто она является здесь хозяйкой. Служащие ее недолюбливали и почему-то слегка побаивались, а некоторые заискивали перед нею и льстили ей. Считалось, что главные ее обязанности при Иве были не деловые, а хозяйственные, и она иной раз полунебрежно упоминала о том, что она «ведет дом» Ива. Но так как и дом, и хозяйство были скромные, то и нельзя было понять: что и как надо «вести»?