Надзирательница уходит, и впервые за день я решаюсь раскрыться. Я убила человека. Я подошла вплотную к его лживой физиономии и выпустила в нее четыре пули. Воспоминания какие-то обрывочные — щелчок спускового крючка, когда уже нет пути назад, и грохот выстрела; дерганье руки назад при отдаче, как будто пистолет попытался (только слишком поздно) сам себя остановить.
Его теплая кровь брызнула мне на рубашку.
Боже, я убила человека… И поступила правильно… Я сделала это ради Натаниэля, но все равно я убила.
Руки начинают трястись, и на сей раз это не игра. Одно дело — разыгрывать из себя сумасшедшую для свидетелей, которых вызовут в суд давать против меня показания, и совершенно другое — покопаться в собственных мыслях и осознать, на что я в конечном итоге способна. Отец Шишинский не будет в воскресенье проводить службу. Не выпьет на ночь чашечку чая, не помолится перед сном. Я убила священника, которого даже не отпели перед смертью, и я последую за ним в ад.
Я подтягиваю коленки, упираюсь в них подбородком. Я мерзну в этом душном тюремном мешке.
— Ты в порядке, подруга?
Голос раздается из противоположного конца коридора, из второй одиночной камеры. Кто бы ни наблюдал оттуда за мной, она оставалась в тени. Я чувствую, как пылают мои щеки, поднимаю глаза и вижу высокую чернокожую женщину; тюремную рубашку она завязала узлом на животе, ногти на ногах выкрашены оранжевым лаком в тон тюремной робе.
— Меня зовут Адриенна, и я отлично умею слушать. У меня здесь мало собеседников.
Неужели она думает, что я попадусь в эти сети? Осведомителей в тюрьме столько же, сколько и невинно осужденных, мне не следует об этом забывать — я слушала и тех, и других. Я открываю рот, чтобы сказать ей это, но, присмотревшись повнимательнее, понимаю, что ошиблась. Длинные ноги, рельефный живот, вены на внутренней поверхности рук — Адриенна вовсе не женщина.
— Твои тайны умрут вместе со мной, — обещает трансвестит.
Я пристально разглядываю ее — его? — внушительную грудь.
— У тебя есть салфетка? — спрашиваю я.
На секунду повисает молчание.
— Это всего лишь техническая сторона вопроса, — отвечает Адриенна.
Я опять отворачиваюсь.
— Да, я с тобой не разговариваю.
Раздается сигнал о том, что гасят свет. Но в тюрьме никогда не бывает темно. Тут вечная полутьма — время, когда из болот выползает нечисть, а миром правят сверчки. В полутьме я вижу гладкую кожу Адриенны — оттенок ночи над решеткой той камеры чуть светлее ее кожи.
— За что тебя? — прямо спрашивает Адриенна.
— А тебя за что?
— За наркотики. Дело всегда в наркотиках, дорогая. Но я пытаюсь соскочить. Честно.
— За наркотики? Тогда почему тебя посадили в одиночную камеру?
Адриенна пожимает плечами:
— Ну… к парням я не принадлежу; они только хотят набить мне морду, понимаешь? Я бы хотела сидеть с девушками, но мне не разрешают, потому что я еще не сделала операцию. Я регулярно принимаю гормоны, но мне отвечают, что это не имеет значения, пока у меня иной детородный орган. — Она вздыхает. — Если честно, дорогая, они просто не знают, что со мной делать.
Я смотрю на серые стены, на тусклый свет на потолке, на свои руки, несущие смерть.
— Со мной та же история.
Контора определяет Квентина в гостинице «Резиденс Инн», где в номере есть небольшая кухонька с минимальным набором утвари, кабельное телевидение и ковер, воняющий котами.
— Благодарю, — сухо говорит он, протягивая доллар подростку, который подрабатывает посыльным. — Настоящий дворец.
— Как скажете, — отвечает парнишка.
Квентина изумляет то, что подростки — единственные, кто при виде его не хлопает глазами. С другой стороны, иногда ему кажется, что их не удивит даже стадо мустангов, которые промчатся в метре от их обутых в «скетчерсы» ног.
Он не понимает их — ни каждого в отдельности, ни как вид.
Квентин открывает холодильник, и оттуда тянет сомнительным запашком, потом опускается на мягкий матрас. Что ж, будь это хоть сам «Ритц-Карлтон», он все равно ненавидел бы это место. Его бесил сам Биддефорд.
Он со вздохом берет ключи от машины и выходит из гостиницы. Как ни крути, а нужно поскорее с этим покончить. Он едет, не зная куда. Разумеется, ему известно, что она живет здесь. Адрес на чеках не менялся.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу