Джоди Пиколт - Роковое совпадение

Я поворачиваюсь к залу, поочередно смотрю на Калеба, потом на Патрика.

— Каждый сидящий в зале и осуждающий мои действия, задайте себе вопрос: откуда мне знать, что я не сделал бы то же самое, если бы пришлось? Каждый день мы совершаем небольшие поступки, чтобы уберечь своих любимых: лжем во спасение, пристегиваем ремни безопасности, забираем ключи у того, кто выпил лишнего. Но я также слышала о матерях, которые нашли в себе силы поднять машину с запертыми в ней младенцами; я читала о человеке, закрывшем своим телом от пуль женщину, без которой он не мыслил жизни. Разве от этого они становятся безумными… или в то мгновение, когда больно, они действуют в стопроцентно здравом рассудке? — Я приподнимаю бровь. — Не мне вам рассказывать. Но в зале суда в тот день, когда я застрелила отца Шишинского, я отлично понимала, что делаю. И в то же время я не ведала, что творила. — Я в мольбе простираю руки. — Такими нас делает любовь.

Квентин встает, чтобы возразить:

— К несчастью для миссис Фрост, в нашей стране есть одна система правосудия: для тех, кто думает, что они все знают, и для остальных. — Он смотрит на присяжных. — Вы слышали ее: она сожалеет не о том, что убила человека… она жалеет о том, что убила не того. За последнее время слишком много совершено ошибок, — устало добавляет прокурор. — Пожалуйста, не совершайте еще одну.

Когда в дверь звонят, я думаю, что пришел Фишер. Он не разговаривал со мной с тех пор, как мы вышли из суда, и то, что присяжные уже три часа совещаются после заключительной речи, свидетельствует о том, что адвокат был прав: мне не стоило говорить то, что я думаю. Но когда я открываю дверь, готовая защищаться — снова! — ко мне бросается Натаниэль.

— Мама! — кричит он и прижимается так сильно, что я едва удерживаюсь на ногах. — Мама, мы выписались!

— Правда? — спрашиваю я и поверх его головы повторяю вопрос Калебу: — Правда?

Он ставит на пол небольшую шерстяную сумку и рюкзак Натаниэля.

— Я подумал, что самое время вернуться домой, — негромко отвечает он. — Если ты не против.

Натаниэль уже обхватил руками нашего золотистого ретривера, а Мейсон извивается и лижет каждый сантиметр его тела, который может достать. Его толстый хвост молотит по кафелю — радостная барабанная дробь. Я знаю, что чувствует собака. Лишь сейчас, когда рядом семья, я осознаю, как мне было одиноко.

Я прижимаюсь к Калебу и засовываю голову ему под подбородок, где всегда могу услышать биение его сердца.

— Идеальное время, — отвечаю я.

Пес — живая подушка подо мной.

— Что случилось с мамой Мейсона?

Мама поднимает голову. Она читает на диване бумаги, исписанные такими длинными словами и такими мелкими буквами, что у меня начинает болеть голова, когда я просто думаю о них.

— Она… где-то живет.

— Почему не с нами?

— Хозяин мамы Мейсона — заводчик из Массачусетса. Она родила двенадцать щенков, Мейсона мы забрали себе.

— Как думаешь, он по ней скучает?

— Думаю, раньше скучал, — отвечает мама. — Но это было давно, теперь ему хорошо с нами. Готова поспорить, он ее даже не помнит.

Я провожу пальцем по деснам Мейсона, по его зубам. Он подмигивает мне.

А я готов поспорить, что мама ошибается.

Глава 9

— Хочешь молочка? — спрашивает мама Натаниэля.

— Я уже съел тарелку хлопьев, — отвечает его папа.

— Да?

Мама начинает ставить молоко в холодильник, но папа протягивает руку.

— Наверное, выпью немножко.

Они переглядываются, а потом мама пятится назад со смешной, слишком натянутой улыбкой.

— Ладно, — говорит она.

Натаниэль смотрит на происходящее, как смотрел бы мультфильм: в глубине души он знает, что все не по-настоящему, что все неправда, но все равно глаз не может отвести от экрана.

Прошлым летом, гуляя с папой, он охотился за ядовито-зеленой стрекозой по всему саду, в зарослях тыквы, в купальне для птиц. Там стрекоза увидела ярко-голубую стрекозу, и какое-то время они наблюдали, как стрекозы щиплются и толкают друг друга своими тельцами-шпагами.

— Они дерутся? — спросил Натаниэль.

— Нет, спариваются.